Эмиль XIX века
Шрифт:
3 іюня 185…
Я думаю, что слишкомъ уже преувеличиваютъ вліяніе отвлеченной и мистической морали на характеръ. Предоставлять санкцію человческихъ поступковъ чему то сверхъ-естественному, таинственному — важная ошибка. Если мистическое врованіе, на которомъ построено все зданіе обязанностей, будетъ со временемъ потрясено, то и вся работа первоначальнаго воспитанія погибнетъ. Да и какимъ образомъ можно думать, чтобы въ вкъ сомннія и свободнаго изслдованія т врованія, которыя мы выливаемъ и закрпляемъ въ мозгу ребенка, не будутъ поколеблены? Я бы желалъ, чтобы совсть Эмиля не зависла отъ того или другаго врованія; только въ этомъ я буду видть полное
Я не одобряю ни въ какомъ случа обращеніе къ чудесному, но я бы предпочелъ устрашеніе букой и калибаномъ представленію ребенку божества страшилищемъ.
Ты мн скажешь, можетъ быть, что я выбралъ одинъ изъ худшихъ примровъ воспитанія? Пусть такъ, но придавать поступкамъ ребенка такіе побужденія, съ которыми не можетъ совладть его умъ, чрезвычайно вредно.
Большинство родителей не смотря на то что они скептики сами, требуютъ отъ дтей исполненія нкоторыхъ религіозныхъ обрядовъ, которыхъ сами не исполняютъ никогда или, исполняютъ только въ присутствіи дтей. Имъ кажется, что для ребенка ложь не иметъ большаго значенія. Важно то, чтобы ребенокъ началъ жить сообразуясь съ принятыми обычаями. Позже онъ увидитъ самъ! Такимъ образомъ, равнодушіе, легкомысліе, искажаютъ сужденія ребенка и его совсть. Для человческаго достоинства унизительна такая религія, которой люди врятъ наполовину или совсмъ не врятъ.
Я поведу Эмиля другимъ путемъ.
3 іюня 185…
Большинство писавшихъ о воспитаніи, придаютъ большое значеніе принципамъ нравственности. Я согласенъ съ ними что въ нкоторыхъ случаяхъ, хорошій принципъ можетъ подвинуть человка на честное дло; но я не думаю, чтобы возможно было образовать характеръ словами. Не встрчаемъ ли мы на каждомъ шагу людей съ развитымъ умомъ и черствымъ сердцемъ? Разв они не выслушивали, подобно другимъ, пошлыхъ сентенцій о сладости дружбы? Какому развратнику, скупцу или злодю не повторяли тысячу разъ: „будь цломудренъ и ты будешь счастливъ; не продавай душу за тлнныя блага міра сего; не длай другимъ того, чего не желаешь себ, и пр. и пр.
Евангеліе полно превосходными поученіями, но кто соблюдаетъ ихъ? Много ли найдется богачей, которые услышавъ слова: „Легче верблюду…“ роздали бы свое имущество бднымъ? Даже между проповдниками этого ученія много ли найдется такихъ, которые не промняли бы Бога на Маммона? — Согласятся ли первые, или считающіе себя первыми, стать послдними?“ Снизойдетъ ли добровольно повелвающій другими до роли подчиненнаго. Напротивъ, мы видимъ какъ ученые церкви прибгаютъ къ сдлкамъ съ своей совстью и извращаютъ тексты. Сколько ухищренныхъ толкованій для избжанія примненія ученія Христа на дл.
Христосъ на каждомъ шагу проповдуетъ миръ; перестали ли государства воевать другъ съ другомъ? Уничтожено ли рабство прекраснымъ его выраженіемъ: „вы вс братья?“ Остановила ли сильныхъ міра угроза его: „обнажающіе мечь отъ меча погибнутъ?“ Кто иметъ дв рубашки отдай одну неимущему. Въ вашемъ христіанскомъ обществ, заперли бы въ Шарантонъ того, кто вздумалъ бы исполнить эту заповдь, особенно еслибы онъ былъ богатъ и имлъ наслдниковъ.
Не только у христіанъ, но у индусовъ, китайцевъ и персовъ есть книги высокой мудрости. Нравственне ли отъ того эти народы? Еслибы для исправленія людей достаточно было одного хорошаго трактата нравственности,
Связь между доктринами человка и его поступками бываетъ очень часто призрачна. Еслибы въ дйствительной жизни добро стояло на одной сторон, а зло на другой, то мннія раздляющія людей выяснились бы весьма скоро. Но до этого еще далеко, и люди, поступающіе согласно своимъ правиламъ, составляютъ исключенія. Случается и очень часто, что правила евангельской морали лучше соблюдаются тми, кто отрицаетъ божественность происхожденія Іисуса Христа, нежели тми, кто исповдуетъ ее. Я не хочу сказать этимъ; что всякій нравственный законъ безразличенъ? — Далеко нтъ; я утверждаю только, что однихъ хотя бы и самыхъ лучшихъ, правилъ недостаточно для человка. Законодатели какъ нельзя лучше поняли это и подкрпили свои письменныя опредленія добра и зла цлой системой наказаній и вознагражденій.
Для того чтобы ребенокъ извлекъ пользу изъ уроковъ нравственности, которые даютъ ему, нужно чтобы онъ былъ въ состояніи уяснить себ цль своихъ поступковъ въ ихъ послдствіями. Исполняетъ ли сама мать т прекрасныя правила, которымъ поучаетъ? Отецъ, который только что прочиталъ своему сыну прекрасную рчь о милосердіи, попрекнетъ его, быть можетъ, за то что онъ подалъ серебрянную монету бдняку? — Насаждая, такимъ образомъ, одною рукою евангельскія истины въ ум ребенка, другою зараждаютъ въ немъ лицемріе.
4-го Іюня 185…
Моралисты, въ дл воспитанія дтей, возлагаютъ большія надежды на силу примра; на этотъ разъ я съ ними согласенъ; но найдите отца, который бы могъ сказать по совсти, что онъ служитъ всегда образцомъ для своего сына? Вообще мы обманываемъ своихъ дтей и стараемся казаться въ ихъ глазахъ лучшими нежели мы на самомъ дл. Очень часто наши слова, сказанныя въ присутствіи дтей, совершенно противорчатъ нашему внутреннему чувству. Дло въ томъ, что мы хотимъ сформировать характеръ ребенка по тому образу, который мы составляемъ въ самихъ себ, и придать ему т добродтели, которыя мы приписываемъ себ.
Думать, что дти поддаются нашему обману, значитъ не имть ни малйшаго понятія объ ихъ ум. Дти очень хорошо знаютъ, что имъ слдуетъ думать о своихъ родителяхъ. Они угадываютъ то, что стараются скрыть отъ нихъ, и я сомнваюсь, чтобы это притворство (хотя причины его, пожалуй, и похвальны) могло бы усилить ихъ уваженіе къ старшимъ.
Одинъ отецъ, только что наказавъ своего 5-ти лтняго сына за ложь, приказалъ слуг, доложившему о приход непріятнаго гостя, сказать, что его нтъ дома. Какой прекрасный урокъ искренности!
Я знаю, что ты будешь давать только одни хорошіе примры Эмилю; но мы должны поставить себ задачей, чтобы онъ имлъ самостоятельный характеръ, а не навязанный ему другимъ, кто бы ни былъ этотъ другой. Я помню одного шестилтняго мальчика, котораго считали развитымъ не по лтамъ; я какъ то встртилъ его, когда онъ возвращался съ похоронной процесіи. Онъ плакалъ, или длалъ видъ, что плачетъ. Искренность этихъ слезъ показалась мн подозрительной потому, что я зналъ что покойникъ приходился ему въ весьма дальнемъ родств (да и понимаютъ ли дти, что такое смерть?); я спросилъ у него причину его горя. „Я ничего — отвчалъ простодушно мальчикъ — но мама сейчасъ вытирала глаза платкомъ.“ — Конечно, эта подражательная чувствительность происходила отъ добраго сердца, но, тмъ не мене, она заставила меня улыбнуться. Когда Эмиль достигнетъ такого возраста, что будетъ въ состояніи сочувствовать несчастію другихъ, пусть онъ это длаетъ потому, что это несчастье затронетъ заживо его чувства.