Эмиль XIX века

Эскирос Альфонс

И несмотря на все, этотъ нравственный гнетъ далеко не иметъ того успха, который слдовало бы ожидать. Вліяніе вка, иногда врожденный инстинктъ сопротивленія и противорчія въ ребенк, или взгляды семьи, среди которой онъ росъ, разрушаютъ. очень часто вс разсчеты офиціальнаго обученія. Однако, надо признаться что только очень немногимъ удается отлиться въ ту однообразную форму, въ которую отливаютъ рождающіяся поколнія. Масса принимаетъ на вру слова учителя, который повторяетъ то, что слышалъ отъ своихъ учителей. При такихъ обстоятельствахъ, воспитаніе есть обоюдуострый мечь, который можетъ и поработить и освободить умъ. Что ршаетъ этотъ вопросъ? Случай. Но я ни за что на свт не хочу, чтобы случай ршилъ чему будетъ служить Эмиль — истин или заблужденію, рабству или свобод. Я не думаю отвергать вліяніе здоровой традиціи

но здсь, какъ и во всемъ надо умть найти разумную середину, — это не легко, Ребенокъ, который не взялъ бы ничего изъ традицій общества билъ бы дикаремъ или идіотомъ, но человкъ, который принимаетъ ее слпо на вру и отказывается работать головою, подъ тмъ предлогомъ, что другіе думали за него прежде и лучше его, останется всегда человкомъ ограниченнаго ума, готоваго подчиняться всякому авторитету. Большая часть нашихъ заблужденій и предразсудковъ опираются на общепринятыя мннія. Принять ихъ за непреложныя истины гораздо легче, нежели стараться проникнуть въ нихъ и освтить ихъ свтомъ разума. Задатки этихъ мнній закрадываются въ насъ въ первомъ возраст и такъ твердо укореняются въ нашемъ ум, что впослдствіи нужно много силы мысли и энергія, чтобы искоренить ихъ. Безсомннія Эмилю не возможно будетъ не заразиться нкоторыми ложными понятіями — это неизбжное зло; но дло въ томъ, чтобъ онъ заразился ими какъ можно мене и чтобы развить въ немъ способность мыслить самостоятельно, которая даетъ ему средство распознать заразу и излечиться отъ нея.

Я вполн доволенъ образомъ воспитанія Эмиля. Воспитаніе — дло преданности и любви. Я зналъ великихъ людей, которымъ недостаетъ теплоты. Такимъ людямъ я не доврилъ бы воспитаніе юношества. Нужна любовь къ этому длу, воодушевленіе и природныя способности. Лучшій профессоръ для ребенка — его мать.

Я одобряю также твою мысль продолжать твои научныя занятія, для подготовленія къ предстоящей обязанности. Но не теряй никогда изъ виду, что главное условіе успшнаго воспитанія не въ томъ чтобъ имть массу познаній, а въ томъ, чтобъ забыть все то, чему ты училась, и проходитъ снова весь курсъ съ твоимъ сыномъ.

Я помню одного честнаго человка, который по призванію взялся за воспитаніе юношества. Назначенный директоромъ школы, устроенной не имъ самимъ, онъ нашелъ, что наказанія въ ней слишкомъ строги. Ученики (которые всегда одни и тже) проводили рекреаціонные часы стоя на колняхъ, или привязанные къ столбу. Въ этомъ заведеніи, устроенномъ по принципамъ добраго стараго времени процвтали штрафные уроки, сажаніе на хлбъ и на воду, заключеніе въ карцеръ. Мой пріятель уничтожилъ эту систему наказаній, которыя впрочемъ запугивали только трусовъ и не исправляли никого. «Когда вы съ этихъ поръ сдлаете что нибудь дурное, сказалъ онъ воспитанникамъ — васъ будетъ наказывать совсть. Совсть — бичь тхъ, которыхъ не наказываютъ розгами».

Его девизомъ было ни колпаковъ академиковъ, ни дурацкихъ колпаковъ. До него воспитанники не смли ходить ни по длиннымъ коридорамъ, ни по двору иначе какъ по парно и въ сопровожденіи дядьки, котораго они ненавидли всми силами своего существа и съ которымъ безпрестанно играли разныя непріятныя шутки. Новый начальникъ собралъ вечеромъ дтей и объявилъ имъ важную новость: «съ завтрашняго дня никто не будетъ надсматривать надъ вами — сказалъ онъ — вы будете находиться подъ надзоромъ вашего собственнаго сознанія — чувства долга». И каждый воспитанникъ поставилъ своимъ долгомъ повиноваться дисциплин?

Однажды проходя по саду, онъ увидлъ что одинъ изъ воспитанниковъ съ жадностью объдалъ крупныя кисти винограда, который росъ шпалерникомъ по старой стн. Не подавъ вида, что онъ замтилъ это, онъ попросилъ воспитанника сходить за экономомъ, и когда тотъ поспшилъ явиться въ сопровожденіи маленькаго вора, который началъ ужъ догадываться въ чемъ дло:

— Милостивый государь сказалъ начальникъ, эконому, какимъ образомъ могло случиться, что вотъ этотъ мальчикъ, который только что пообдалъ, такъ голоденъ, что тайкомъ объдалъ виноградныя кисти? Потрудитесь сами свести его въ столовую и накормить.

Этотъ директоръ не походилъ на нашихъ школьныхъ педагоговъ. За то какъ и любили его воспитанники! Я не разъ сожаллъ объ участи воспитателей-мученниковъ, ненавидимыхъ молодежью, несмотря на все ихъ желаніе ей добра? Но кто виноватъ? Не въ природ дтей быть неблагодарными тмъ, кто учитъ ихъ. Для чего же вы, учителя,

хотите чтобъ семена науки были горьки. Учиться должно быть счастьемъ для дтей, упражненіе каждой способности — наслажденіе и въ природ нтъ ничего, что бы не стремилось къ жизни и развитію. Только принужденіе превращаетъ это наслажденіе въ мученіе. Ребенокъ приходитъ въ школу готовый съ жадностью учиться, какъ пчела собрать медъ съ вырощенныхъ для нея цвтовъ, и встрчаетъ мрачнаго учителя, тиранство котораго опирается на авторитетъ книги. Хорошо поощреніе!

Когда вы входите въ классъ, вамъ прежде всего кидаются въ глаза столы покрытые чернильными пятнами, хромоногія скамейки, четыре голыхъ стны, потолокъ исполосованный балками и затянутый паутинами. Окна открыты: въ воздух поютъ вольныя птицы и какъ будтобы поддразниваютъ школьниковъ. На двор шумъ, свтъ, движеніе, яркія краски все влечетъ ребенка упражнять его чувства, все указываетъ на систему нагляднаго обученія. Въ классахъ напротивъ того все мрачно, мертво, ничто не привлекаетъ его пазъ, на стнахъ висятъ кой гд безобразныя изображенія, географическія карты — сухіе и неясныя іероглифы земнаго шара, Пусть въ эту дтскую могилу впустятъ лучь жизни, вяніе вншняго міра!

У народа, который бы умлъ понимать значеніе воспитанія, не былобы ни одной школы гд бы не нашлось: микроскопа для увеличенія предметовъ невидимыхъ для не вооруженнаго глаза, телескопа, для разсматриванія хотя самыхъ близкихъ къ земному шару планетъ, глобуса, акваріума, стереоскопа, наконецъ всего того, что можетъ дать понятія о природ и: о главныхъ чудесахъ міра.

Слово и печать очень плохіе проводники званія для дтскаго возраста. Ребенку нужно видть вещи. Прежде нежели онъ научится писать, должно обратить его вниманіе на множество вещей, которыя вовсе не доступны его уму. По моему мннію, нкоторымъ наукамъ начинаютъ учить дтей слишкомъ рано, а другихъ — слишкомъ поздо. Что должно руководить насъ въ выбор и порядк преподаванія предметовъ? Очевидно изученіе физіологическихъ законовъ управляющихъ органическимъ, нравственнымъ и умственнымъ развитіемъ человка.

«Еще не пришелъ часъ». Эти слова — великая истина въ отношеніи развитія нашихъ способностей въ извстные возрасты. Многія дти, которыя быстро схватываютъ наружныя черты вещей, совершенно неспособны понять взаимныя отношенія ихъ, еще мене способны они прослдить причины вещей я усвоить законы управляющіе ими. Юноша, который воспріимчивъ по очарованію поэзіи, равнодушенъ съ доводамъ логики и философіи потому что въ немъ не развилась еще способность для воспринятія этихъ наукъ. Разумъ — слово неопредленное, онъ совокупность отдльныхъ силъ развивающихся постепенно одна за другой. У каждой способности есть своя пора развитія. Он развивается подъ вліяніемъ среды, которая не можетъ быть постоянно одинакова для всхъ, и измняется съ разными случайностями жизни воспитанника, но всегда согласно законамъ его природы и его возрастомъ. Каждый возрастъ иметъ свои понятія и чувства.

Одн и тже вещи должны быть изучаемы много разъ и съ различныхъ точекъ зрнія. Напримръ, въ роз ребенокъ видитъ сначала только цвтокъ. Дале онъ научается распознавать форму, цвтъ и запахъ цвтка, особый типъ, настолько отличающійся отъ другихъ, что онъ тотчасъ узнаетъ розу среда другихъ цвтовъ.

Ему еще нтъ дла до того, какое мсто занимаетъ онъ въ классификаціи ботаниковъ, онъ ни мало интересуется физіологіей этого цвтка. Если ты не хочешъ насиловать его способность мышленія, то не торопись навязывать ему эти отвлеченныя понятія наравн съ многими другими. Въ геологіи, напримръ, которую считаютъ основой всхъ наукъ, я бы прежде всего обратилъ вниманіе Эмиля на отпечатки органическихъ существъ, которые находятъ въ каменныхъ глыбахъ и даже въ камняхъ, попадающихся на дорог. Любопытство, самолюбіе и случай помогутъ ему различать главныя черты древнихъ окаменлыхъ животныхъ. Все это доступно его возрасту. Позже, то-есть, года черезъ два, я попросилъ бы его сравнить собранные имъ образцы и размстять ихъ по разрядамъ, смотря по существующему между ними сходству. Только тогда и то постепенно я, по этимъ собраннымъ камнямъ, разсказалъ бы ему объ эпохахъ образованія земли и переворотахъ черезъ которые она прошла. «И камни говорятъ», сказалъ Шекспиръ. Наконецъ, когда ему минуло бы осьмнадцать или девятнадцать лтъ, когда Эмиль уже совершенно могъ бы понимать меня, геологія послужила бы введеніемъ въ философію исторіи.