Эмиль XIX века
Шрифт:
Я вполн понимаю что въ стран управляемой подобнымъ образомъ, трусливое благоразуміе родителей, проповдуетъ юношеству политическій индеферентизмъ.
«Обогащайся» говоритъ отецъ сыну, «женись, отличайся по служб, до остальнаго теб дла нтъ; есть люди, назначенные произволомъ власти, которые ршатъ за тебя вс вопросы, раздадутъ милости и наказанія. Всего благоразумне подчиняться во всемъ авторитету власти. Если теб непремнно нужно имть убжденія, — прекрасно — выбирай такія, которыя теб придутся по плечу, но держи ихъ про себя. Ты не выиграешь ничего занимаясь не свои&ъ дломъ, и мудрецъ тотъ, кто остерегается вмшиваться въ дла другихъ. У свободнаго народа порядокъ вещей другой. Тамъ каждый, если хочетъ считаться честнымъ „человкомъ, долженъ составить себ опредленный
Вс народы созданы на то чтобы быть свободными. Напрасной утверждаютъ, что одинъ народъ слишкомъ легкомысленъ, другой слишкомъ энтузіастъ, третій слишкомъ невжественъ, а этотъ слишкомъ непрактиченъ. Не слдуетъ забывать, что поднять нравственно людей можно лишь поднявъ ихъ учрежденія.
Правда и то что эти свободныя учрежденія не падаютъ съ неба. Свобода не дается; она выработывается, и берется. Свобода достигается энергической борьбою разума и воли, непреклоннымъ упорствомъ и многими жертвами. Угнетеніе иметъ свой опредленный срокъ; но прогрессъ вченъ. То что поражаетъ, въ конц концовъ, обращается на того, кто поражаетъ.
Я не хочу внушить теб ненависть къ обществу, въ которомъ ты призванъ жить. Ты долженъ самъ судить свой вкъ; но берегись презирать его. Наша эпоха отмтится въ исторіи своими бдствіями. Мы по очереди играли въ реставрацію, въ конституціонное правленіе, въ республику, въ имперію.
Для меня печальны не т эпохи, когда великой народъ гонится за свободой, хотя бы и путемъ различныхъ переворотовъ; но т когда онъ успокоивается еще не отыскавъ свободу. Люди моихъ лтъ принадлежатъ поколнію, которое было принесено въ жертву. Будетъ ли боле счастливо подрастающее поколніе? Я этого желаю всей душой; но оно должно воспользоваться нашими ошибками и нашимъ опытомъ.
Мы многаго ждали отъ событій. Чмъ боле я себя спрашиваю, какая была причина нашихъ несчастій, тмъ боле мн кажется, что она лежитъ въ недостаткахъ нашего политическаго образованія. Самые неврующіе изъ насъ врятъ въ чудеса, они вруютъ въ измненіе общества чудодйственною властью диктатуры, или по крайней мр, верховною властью собранія. Франція не разъ видла что династіи, которыя воображали себя прочно основанными, погибали вмст съ своими честолюбивыми замыслами, которымъ, какъ он мечтали, принадлежало будущее. Затмъ, одержавъ короткую и безплодную побду, она гораздо меньше заботилась о томъ, чтобы сдлаться властительницей самой себя и своихъ судебъ, чмъ о томъ чтобы выбрать людей, которые могли бы руководить ею. Форма правленія есть выборъ тхъ, кто управляетъ, и разумется управляющіе не могутъ быть равнодушны къ форм; но народъ долженъ быть самъ зодчимъ своей свободы. Бремя политическаго мессіи миновало, отнын его не увидятъ ни въ образ спасающаго диктаторства или имперія, ни въ образ конституціи несущей свтъ міру. Образумимся же наконецъ, отречемся отъ этого идолодоклонства передъ призраками.
Жизнью народа не управляетъ случайная сверхъестественная и невидимая сила хоть бы напримръ, во образ звзды: путь Франціи зависитъ отъ нея самой, ея звздой должна быть ея воля.
Ты выросъ вдали отъ Франціи, какія средства имешь ты, чтобы служить ей? Ищи знанія, борись съ предразсудками и заблужденіями разсевающими въ мір семена деспотизма, и ты этимъ: сдлаешь хоть что нибудь для свободы. Учась, мы копимъ силы бороться со зломъ. Франція могла бы давно найти свой путь, еслибъ система нашего образованія не была разсчитана на то, чтобы лишать гражданъ способности думать и желать за самихъ себя. Я именно въ этомъ вижу главнйшій источникъ нашего безсилія. Намъ нечего говорить про турокъ. Мы въ тысячи разъ боле фаталисты чмъ они; мы поклоняемся удач, мы безпрекословно покоряемся всмъ политическимъ переворотамъ; мы лобызаемъ цпи власти, даже тогда, когда он наложены руками неврныхъ. Боле независимые изъ насъ протестуютъ
Помнишь ли ты слова Ювенала: sed victis arma supersunt. Оружіе, остающіеся у побжденной націи — слово, гласность, нравственное сопротивленіе. Граждане никогда не будутъ порабощены пока сами не подчинятся своему порабощенію. Можно въ одну ночь сдлать coup d''etat, лишить ихъ правъ гражданства, сослать тхъ, кто не нравится правительству, напугать трусовъ, обольститъ легковрныхъ — все это не есть еще окончательное порабощеніе общества силой. Нтъ, пока еще не заглушено въ человк сознаніе его достоинства. Общество свободное, общество будущаго растетъ и развивается день ото дня даже подъ мракомъ деспотизма, крпчая пріобртаемымъ знаніемъ и чувствомъ справедливости, которое выработывается изученіемъ истины, всми силами, которыя наука похитила у природы. Общество рано или поздно восторжествуетъ надъ насиліемъ.
Разумется не каждый человкъ родится политическимъ дятелемъ; изъ тхъ которые родятся, многимъ не придется вовсе играть роль въ политик; для этого нужно кром таланта, подготовка, призваніе и благопріятныя обстоятельства; но каждый человкъ иметъ право и долженъ заботиться объ интересахъ своего времени, своей страны и ясно сознавать эти интересы. Мое прошлое, мои мннія не обязываютъ тебя ни къ чему; каждое поколніе призвано длать свое дло и должно сообразовать свою дятельность съ потребностями общества. Но помни, что недостаточно нападать на отжившія учрежденія чтобы ихъ разрушить; нужно чтобъ наука обнаружила ихъ ложь и ничтожество.
Если ты хочешь побдить своихъ противниковъ будь честне и просвщенне ихъ. Во времена упадка вс жалуются на болзни, которыми заражено общество: нравственную спячку, эгоистическое равнодушіе, идіотическую покорность сил обстоятельствъ; но эти болзни не происходятъ ли отъ тхъ, кто на нихъ жалуется. Не способствуетъ. ли каждый добровольнымъ молчаніемъ и пассивностью общему паденію? Въ такое то время независимымъ и дятельнымъ личностямъ и слдуетъ плыть противъ теченія, высоко держа свое знамя въ рукахъ.
ЭПИЛОГЪ
Докторъ Уарингтонъ своей жен.
Лондонъ 15-го Мак. 18…
Вчера я присутствовалъ, милый другъ, на семейномъ праздник, данномъ докторомъ Эразмомъ и его женой въ честь совершеннолтія сына. Насъ было около двнадцати друзей. Не смотря на самую оживленную радость гостей, было что то торжественное въ этомъ праздник? За дессертомъ начались тосты по обычаю нашей старой Англіи. Эразмъ всталъ и взволнованнымъ голосомъ предложилъ выпить за здоровье своего сына Эмиля. Никогда еще онъ не былъ такъ краснорчивъ, какъ въ этотъ разъ; онъ говорилъ объ обязанностяхъ молодаго человка къ обществу, объ образованіи юношества которое должно быть дломъ жизни каждаго изъ присутствовавшихъ, о новомъ времени, требующемъ отъ мыслителя самоотверженія, знанія, основаннаго на опыт и пр. и пр.
Я не могу передать теб впечатлніе его родительскаго привтствія, которое имло еще то важное достоинство, что не смотря на все свое краснорчіе, не походило на приготовленную рчь.
Вс взгляды въ это время были обращены на Эмиля. Со времени его возвращенія въ Англію, ты могла бы оцнить здравость ума и обширность познаній этого молодаго человка. Съ большимъ тактомъ и скромностью благодарилъ онъ друзей отца, принявшихъ. участіе въ этомъ скромнымъ домашнемъ праздник. За тмъ обращаясь къ общимъ разсужденіямъ, онъ въ ясныхъ и точныхъ. выраженіяхъ объяснилъ тотъ путь, по которому онъ надялся идти всю жизнь. Слушая его чувствовалось, что все сказанное имъ вполн продумано и искренно.