Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Трагизм концовки песни — в безысходности положения героя, так как уйти от этих псов он не мог: известно, что Высоцкий неоднократно возвращался к мысли об эмиграции, но все равно отвергал ее, чувствуя, что долго жить без родины и, соответственно, творить он не сможет. И в этом заключается одна из причин его трагедии: «Где вы, волки, былое лесное зверье, / Где же ты, желтоглазое племя мое?!».
«Былое» — потому, что многие убиты, а «те, кто жив, затаились на том берегу», то есть покинули страну [1516] , потому лирический герой и в отчаянье: «Что могу я один? Ничего не могу!». В черновиках же по этому поводу сказано: «И на татуированном кровью снегу / Тяжело одинокому волку» (АР-3-26).
1516
Впервые данное наблюдение было сделано в 1986 году: «…с другого, с “того берега” этой реки
В другом черновом варианте «Конца охоты» читаем: «[Волки пили] Из речной полыньи, из ничейной реки, / Пар валил изо рта, и немели клыки» (АР-3-29). Точно такая же ситуация возникнет в стихотворении «Снег скрипел подо мной…» (1977), где лирический герой уже не прикрывается никакими масками: «Отраженье свое увидал в полынье — / И взяла меня оторопь: в пору б / Оборвать житие <.. > Пар валит изо рта — эк душа моя рвется наружу! — / Выйдет вся — схороните, зарежусь — снимите с ножа!». Кроме того, в обоих случаях действие происходит зимой — в лютую стужу и около замерзшей реки.
Отметим еще одну важную параллель между черновиками «Конца охоты» и «Песней о вещей Кассандре», написанной десятью годами ранее: «Да, мы волчье отродье, и много веков / Истребляемы мы повсеместно» (АР-3-23) = «Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, / Во все века сжигали люди на кострах» (причем в обоих случаях упоминаются «хитроумные люди» как эвфемизм власти: «Потому что Одиссей — хитроумный из людей — / Точно знал, что все троянцы очень любят лошадей» /2; 332/ = «Ах, люди как люди, премудры, хитры»; АР-3-26).
Как видим, и волки, и ясновидцы являются образами инакомыслящих, которые всегда вызывали ненависть у тоталитарной власти.
Вскоре после «Кассандры» Высоцкий пишет песню «Про любовь в Средние века» (1969), где король действует точно так же, как стрелки: «Король хитер — затеял сир / Кровавый рыцарский турнир» (АР-3-48) = «Кровью вымокли мы под свинцовым дождем <.. > Эт<у> бойню затеял не бог — человек» [1517] [1518] («затеял… турнир» = «бойню затеял»; «кровавый» = «кровью вымокли мы»). Вновь налицо мотив хитрости власти («Король хитер…»). А что касается кровавой бойни, затеянной стрелками, и кровавого турнира, затеянного королем, то этой же теме посвящен и «Королевский крохей» (1973): «Король, что тыщу лет назад над нами правил, / Привил стране лихой азарт игры без правил. <.. > Девиз в этих матчах: “Круши, не жалей!”».
1517
Добра! 2012. С. 265.
1518
Сравним в «Веселой покойницкой»: «Бойко, надежно работают бойни, — / Те, кому нужно — всегда в тренаже!» /2; 517/; и в стихотворении «Вот в плащах, подобных плащ-палаткам…»: «Нет подобных боен и в корриде».
Родственная тема разрабатывается в аллегорической «Песенке про мангустов» (1971), где власть уничтожает людей, а они не знают, за что их хотят убить: «Почему нас несут на убой?!» /3; 128/ = «Для чего отстреливают волка?» (АР-3-30); «И гадали они: “В чем же дело, / Почему нас несут на убой?!”» = «Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, / К небесам удивленные морды задрав: / Или с неба возмездье на нас пролилось, / Или света конец — и в мозгах перекос, / Только били нас в рост из железных “стрекоз”. <…> Эту бойню затеял не бог — человек» («гадали… нас… на убой» = «удивленные… били нас… бойню»1325). Интересно, что строка «Или с неба возмездье на нас пролилось» повторяет реплику лирического героя из черновиков песни «Мы взлетали, как утки…» (1975): «И первое такое испытанье / Свалилось мне на голову с небес» (АР-11-134).
«Песенка про мангустов» начинается следующей строфой: «“Змеи, змеи кругом — будь им пусто!”, - / Человек в исступленье кричал — / И позвал на подмогу мангуста, / Чтобы, значит, мангуст выручал».
Этот же мотив исступленья врагов лирического героя и лирического мы встречался в «Разговоре в трамвае» («Мамочки, он входит в раж!..» /5; 498/) и повторится в стихотворении «Проделав брешь в затишье…» и песне «Ошибка вышла»: «Морозу удирать бы, / А он впадает в раж: / Играет с вьюгой свадьбу — / Не свадьбу, а шабаш», «А он зверел входил в экстаз <.. > Шабаш калился и лысел…».
Теперь перейдем к другим перекличкам «Песенки про мангустов» с «Концом охоты»: «Одуревших от боли в капканах» = «Ошалевшие волки припали к земле. <.. >
Представители власти всегда появляются тайком, то есть бесшумно и незаметно («Человек появился тайком»), и этот мотив постоянно разрабатывается Высоцким: «Прокравшись огородами, полями, / Вонзали шило в шины, как кинжал. <…> И вот, как “языка”, бесшумно сняли / Передний мост и унесли во тьму» («Песня автомобилиста»), «Кто там крадется вдоль стены, / Всегда в тени и со спины? / Его шаги едва слышны, — / Остерегитесь!» («Вооружен и очень опасен»), «Вошли без стука, почти без звука» («Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука»).
Он наутро пришел — с ним собака — И мангуста упрятал в мешок…
Власть «явилась» наутро. Данный мотив встречается в самых разных произведениях, но объединенных общей темой: «Вспоминаю, как утречком раненько / Брату крикнуть успел: “Пособи!”, / И меня два красивых охранника [1519] [1520] / Повезли из Сибири в Сибирь» /2; 134/, «И вот уж слышу я: за мной идут, / Открыли дверь и сонного подняли» /1; 122/, «Словно бритва, рассвет полоснул по глазам <…> Появились стрелки, на помине легки» /5; 212/.
1519
эти же <<дв красивых охранника» (в черновиках: «два аршинных охранника») появлялись в песнях «Правда ведь, обидно» и «Не уводите меня из Весны!» (обе — 1962): «И — двое в синем, двое в штатском, черный воронок», «И вдруг приходят двое / С конвоем., с конвоем: / “Оденься, — говорят, — и выходи!”» (последняя строка напоминает песню А. Галича «Я выбираю Свободу», 1970: «“Что ж, — говорит, — одевайтесь, / И пройдемте-ка, гражданин”»).
1520
Данный оборот уже встречался в песне «То была не интрижка…» (1965): «Это страшно, как в сказке / Очень раннего детства».
Вообще, когда «является» власть, добром это кончиться не может: «Приготовьтесь — сейчас будет грустно: / Человек появился тайком» («Песенка про мангустов»). Сравним в других произведениях: «Конец простой — хоть не обычный, но досадный» («Песня о вещей Кассандре»), «Конец печален (плачьте, стар и млад)» («Переворот в мозгах из края в край…»), «Пародия на плохой детектив», «Всем другим для острастки / Кончен бал с беглецом. / Это страшно, как в сказкеШ7 / С нехорошим концом» («Побег на рывок»; С4Т-3-276), «Раз уж это присказка — / Значит, сказка — дрянь\» («Лукоморья больше нет!») (то есть «с нехорошим концом»), «Даже сказки здесь — и те жестоки» («Баллада о короткой шее»). И даже в «Прерванном полете», где поэт сравнивает себя со сбитым плодом, встречается похожий прием: «Вот вам сказка про плод, что не спел» (АР-11-122). А в другом варианте: «Покусились на плод, что не спел» (там же), — представлен мотив покушения на убийство, которым и заканчивается песня: «Конь на скаку и птица влёт — / По чьей вине, по чьей вине?».