Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Приведем еще несколько перекличек между «Балладой о вольных стрелках» и «Концом охоты на волков»: «Знают все оленьи тропы, / Словно линии руки» = «Чуял волчие ямы подушками лап»; «В той стране лесной хозяин — / Славный парень Робин Гуд» (АР-2-157) = «И вожак я не с волчьей судьбою» (АР-3-23).

Робин Гуд готов спасти «того, кто всё теряет», а вожак «был первым, который ушел за флажки / И всю стаю увел за собою» (АР-3-23). Следовательно, в обоих случаях мы имеем дело с alter ego автора, выступающего в образе предводителя всех преследуемых и обездоленных. Потому он и пытается их сберечь.

Таким образом, в балладе поэт выводит себя в образе «первого в мире лучника» Робин Гуда (то

есть того же «бывшего лучшего, но опального стрелка» из «Сказки про дикого вепря», причем опальность этого стрелка вновь напоминает загнанность вольных стрелков), а в «Конце охоты» — в образе вожака стаи.

Формально ситуация в этих песнях противоположна («И стрелков не сыщешь лучших» —> «Да попомнят стрелки наши волчьи клыки»), поскольку в ранней песне в образе стрелков выступает лирическое мы, а в поздней — власть. Но мы уже знаем, что у Высоцкого в разных произведениях под одной и той же маской могут скрываться как люди, близкие поэту по духу, так и его враги.

Продолжая сопоставление «Побега на рывок» и «Конца охоты на волков», обратим внимание на религиозные мотивы, возникающие в связи с обреченностью героев: «Нам — добежать до берега, до цели, / Но свыше — с вышек — всё предрешено». Однако в «Конце охоты» с Бога (свыше) снимается обвинение: «Эт<у> бойню затеял не бог — человек» [1530] , - хотя в черновиках все же возникает мотив божьей кары: «Смерть пала на нас из железных “стрекоз”, / Всевышний за дерзость волков наказал» /5; 534/. А в «Побеге на рывок» лирический герой, которого избивал целый взвод, делает обобщающий вывод о том, что пытки присутствуют и на том свете, поскольку им также распоряжается советская власть: «Зря пугают тем светом: / Тут — с дубьем, там — с кнутом. / Врежут там — я на этом, / Врежут здесь — я на том» (об этом же идет речь в «Райских яблоках»: «Как я выстрелу рад — ускакал я на землю обратно»).

1530

Ушел, не ранен» («Казалось мне, я превозмог…»).

В «Побеге на рывок» герой, вспоминая неудавшийся побег, говорит: «Надо б нам — вдоль реки». Эта же река фигурирует в «Конце охоты»: «И взлетели “стрекозы” с протухшей реки». А следующая строка из «Побега на рывок», сказанная героем о напарнике: «Он был тоже не слаб» (тоже — поскольку и сам герой «не слаб»), — вызывает в памяти реплику Высоцкого, адресованную Артуру Макарову: «Ты же знаешь, Артур, я совсем не такой слабый» [1531] . Кроме того, в строках «Надо б нам — вдоль реки, — / Он был тоже не слаб, — / Чтоб людям — не с руки, / Чтоб собакам — не с лап»,

1531

Добра! 2012. С. 265.

Живая жизнь: Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. М.: Моск, рабочий, 1988. С. 110.

— явно прочитывается желание лирического героя, пусть задним числом, но все же затруднить конвою с собаками поимку беглецов. Между тем это желание герой пытается реализовать и на практике — в «Конце охоты на волков»: «К лесу, волки, — труднее убить на бегу!».

В «Побеге на рывок» герой проклинает весь мир после собственной поимки и убийства своего напарника: «Приподнялся и я, / Белый свет стервеня». Такие же эмоции будут у него в «Конце охоты»: «Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал, — / Зря мы любим ее, однолюбы. / Вот у смерти — красивый широкий оскал / И здоровые, крепкие зубы».

Находит аналогию в «Конце охоты» и следующий черновой вариант «Побега на рывок»: «Всем другим для острастки / Кончен бал с беглецом. / Это страшно, как в сказке / С нехорошим концом» (С4Т-3-276) = «Кончен бал или бойня — один я бегу», «Кончен бал — я один на своем берегу» [1532] . Впервые же этот мотив встретился в больничном стихотворении «Я сказал врачу: “Я за всё плачу…”» (1968): «Пусть другие пьют в семь

раз пуще нас. / Им — и карты все. Мой же кончен бал» /2; 570/.

1532

Добра! 2012. С. 266.

Вообще ощущение приближающегося конца или гибели очень характерно для Высоцкого: «Конец! Всему /Конец! / Всё разбилось, поломалось, / Нам осталась только малость — / Только выстрелить в висок иль во врага» /1; 133/, «Конец всем печалям, концам и началам — / Мы рвемся к причалам / Заместо торпед!» /2; 46/, «Кончилось всё

— я в глубоком пике!» /2; 385/, «Вот закончилось время мое» (АР-1-78).

В вышеприведенном черновом варианте «Конца охоты» («Кончен бал или бойня — один я бегу») лирический герой вновь предстает беглецом, спасающимся от преследования власти, как и в «Побеге на рывок»: «Кончен бал с беглецом», «Нам — добежать до берега, до цели, / Но свыше — с вышек — всё предрешено». Поэтому в «Прерванном полете» было сказано: «Не добежал бегун-беглец, / Не долетел, не доскакал». Встречается мотив бегства и в следующих цитатах: «Мы бегством мстим, / Мы — беглецы» /4; 156/, «Скандал потом уляжется, / А беглецы все дома» (АР-3-6), «Все, кто загнан, неприкаян, / В этот вольный лес бегут» /5; 12/.

В «Побеге на рывок» напарника героя убивают, а самого его возвращают в лагерь. Такая же ситуация повторяется в «Конце охоты»: собратьев лирического героя (вожака) уничтожили, и он остается жить один среди своих врагов (псов).

В основной редакции «Конца охоты» герой сетует: «Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал». Поэтому в черновиках он будет мечтать: «Улыбку хотя бы одну бы!» (АР-3-33), — что вновь напоминает черновик «Побега на рывок»: «Чью улыбку поймал, / Чей увидел кивок? / Кто мне подал сигнал / На побег на рывок?» (АР-4-12).

А заключительные строки «Конца охоты»: «Но на татуированном кровью снегу — / Тает роспись: мы больше не волки!», — повторяют ситуацию «Прерванного полета», где поэт говорил о себе в третьем лице: «Он писал ей стихи на снегу — / К сожалению, тают снега» («на… снегу» = «на снегу»; «тает» = «тают»; «роспись» = «писал… стихи»). Вариации этого мотива представлены также в песнях «Вот и разошлись пути-дороги вдруг…», «Она была чиста, как снег зимой…» и в черновиках «Горизонта»: «Следы и души заносит вьюга» /2; 115/, «Моих следов метель не заметет!» /2; 222/, «Пока еще снега мой след не замели» (АР-3-115).

***

Многие мотивы из «Конца охоты» можно обнаружить и в «Письме с Канат-чиковой дачи» (1977), но перед тем, как обратиться к ним, сопоставим «Письмо» с песней «Про сумасшедший дом» (1965).

Оба предсказания, которые герой делает в ранней песне, полностью осуществятся в поздней: «Рассудок не померк еще, и это впереди» —* «И подвинулся рассудком»; «Я говорю: “Сойду с ума!”» — «Мы совсем с ума свихнулись» (АР-8-43).

Существуют и другие сходства: «Один свихнулся насовсем» = «Вдруг вскричал, сойдя с ума» (С5Т-4-258); «Кричал: “Даешь Америку!”» = «На троих его даешь!»; «Друзья любимые!» = «Академики родные!»; «Ну что ж — тогда прощусь с женой, / С детьми, с друзьями, с городом» /1; 453/ = «И пускай нас оторвало / От семейных очагов…» (АР-8-54); «^ я прошу моих друзья…» /1; 179/ = «Просим мы, отцы науки, / Не сидеть, сложивши руки» (АР-8-54); «…их санитары бьют» = «Тут примчались санитары — / Зафиксировали нас»; «Я ждал неделю — сколько же!» [1533] = «…ждем ответа мы» (АР-8-50), «…ждем во мраке мы» (АР-8-56); «Забрать его, ему, меня отсюдова!» /1; 179/ = «Отпустите на два дня!» (АР-8-48).

1533

Цит. пос^аксимиилррккписии^Ханин В. Носиионсовесттбллзккк ссрддц: Высоцккй в Куйбышеве. Самара: Падйт, 1997. С. 15.