Эра беззакония
Шрифт:
Перекурив, он занялся схемой по Перельману. Здесь пока пусто. Только известные лица, из вербовщиков. Плюс два контакта в МВД, которые официально назначил Перельман. Возможно, они не при делах, но все же… В схему!
Дело в том, что в командировку Калмычков едет по приказу Перельмана. С согласия начальника Управления. Генерал выбрал верную тактику. «Не суетись, пусть сами проявятся», – наставлял он Калмычкова-живца, после того как Перельман все более настойчиво стал требовать информации о ходе расследования. А Калмычков с генералом скупились на информацию. Выскальзывали.
И клюнуло! Перельман пришел к генералу с предложением командировать Калмычкова в Москву. «Для доклада и координации».
Хороший ход. Информацию в полном объеме получают по делу, и инициативу перехватывают.
«Заглотили! – веселился генерал. – Теперь в Москву от них едешь. Не пережми. Они парни не простые, фуфло – вмиг раскусят. О нас на время забудь. Играй в их игру. Только не заиграйся! Никакой отсебятины. Они ведут, твое дело телячье…»
Генерал обещал подумать над перельмановским предложением, но долго думать ему не дали. Утром пришла бумага из МВД, а вечером Калмычков сел в поезд. Прощаясь, генерал злорадствовал: «У нас – ноль в решете, у остальных – еще меньше. Зазвучало дельце, зазвучало!»
Перельман инструктировал «с оттяжкой». Где жить, к кому обращаться. Вопросы номер один, два, три. Калмычков послушно кивал и записывал в блокнот фамилии, адреса, телефоны.Закончив подбивать бабки по тем и другим «спасителям России», Калмычков сделал перерыв. Два часа ночи, а сна ни в одном глазу. При полной выжатости последней недели. Вот он, азарт. Откуда силы берутся?!
Выпил чайку,
Накопленные факты – как ноты для композитора. Беспорядочный набор нот. Хаос… Чтобы сложить их в музыку, надо прийти в особенное состояние. Услышать мелодию. Не каждый может, но Калмычков – да. Учебники об этом молчат. И в план мероприятий не вобьешь. Когда первый раз получилось, радовался как ребенок. Потом еще и еще. С десяток сложных дел разгадал Калмычков этим шаманским методом. Никому его не раскрывал. Засмеют.
Отложил блокнот. Улегся на застеленную постель. Закрыл глаза. Мысли приходят и тонут беспорядочно. Пустим их на свободу. Минут пятнадцать в уши лезет перестук колес. В памяти возникают образы, сменяя друг друга. Слабее, реже… Сознание успокаивается. Как бы оседает муть.
Перед мысленным взором остается только то, что нужно. Парящие кусочки пазлов – разрозненные и некомплект. Теперь осторожно понять бы, где начало. Не спешить! Брать только факты, отбросив беготню по их добыванию. Эмоции, обиды, восторги – все побоку. Только фактура!
Начали…Имеем самоубийцу. Та-а-к… Мужчина, славянский тип. Лет сорок – сорок пять. Без документов. Татуировки и особые приметы отсутствуют. В картотеке пальчиков нет.
Пятнадцатого октября, в восемнадцать двадцать – выстрелил в область сердца. Пистолет – переделка. Калибр – пять сорок пять… Несерьезно… Очевидно, не профессионал: забыл дослать патрон в патронник. Вел запись на цифровую камеру «Панасоник».
Выстрел услышали старики Самсоновы. Сразу вызвали «Скорую». И она сразу приехала. Фантастика! Моментально же прибыла опрергруппа местного отделения. Еще раньше Егоров из районного управления. Почему? А телевидение?.. Кто оповестил прессу?
В девятнадцать ноль-ноль врач констатировал смерть.
Протоколы: наш и прокурорский – составлены правильно и полно. Труп дактилоскопирован. Вещдоки собраны. Примерно в девятнадцать тридцать труповозка увезла тело. Сдали в морг второй горбольницы. Запись о приеме есть. Впоследствии зачеркнута. Конечно! Из морга труп исчез. Фальсификация учета.
Что мы выяснили?
Санитары и дежурный патологоанатом перебрали спирту, пока болели у телевизора за «Зенит». До полной потери работоспособности. Может, и к лучшему.
В двадцать два ноль-ноль приемку трупов от стадиона начали четыре студента-медика. Они подрабатывали в морге всего второй день. Многого не знали, а потому осторожничали. Штатные санитары не глядя перебросили бы нашего самоубийцу с каталки в холодильник и – гуд бай! А пацаны обратили внимание на отсутствие трупного окоченения. Растерялись, что делать?
Один – постарше. Определил фибрилляцию сердечной мышцы, как ему показалось. Потом слабую реакцию на болевой раздражитель. Иголой тыкали, говорят. И зеркальце запотело…
Местные все равно в холодильник отправили бы. Чтоб бумажки не переписывать. А эти не поленились, повезли наверх, в реанимацию. Только оформить по правилам не умели. Так оставили.
В реанимацию потоком шли «футболисты». «Наш» в струю попал и все что положено получил. Везунчик!
Беда в том, что студенты процедурой не владели. Бумаг не заполнили. Даже своим про «ожившего» не сказали. Когда санитары к утру оклемались, студенты уже разошлись по домам. И на работу, при таком подходе, забили по полной. Мы этого Сережу Потапова, что зеркальце подставлял, два дня искали.
«Наш» в реанимации так и прошел – неизвестным огнестрелом. Их дело «реанимать»! Бумаги пусть в приемном оформляют. Оживили. Капельниц навешали и, вперед, в кардиологию. Те записали: «Поступил из реанимации…» – и лечат себе потихоньку.
А «нашему» дальше везет. К футболу готовились. Врачи на месте, медикаменты, какие положено. Начальство мандражирует, следит, чтоб хоть немного лечили. Особенно когда журналисты, как мухи, больницу обсели.
Пуля малокалиберная. Прошла навылет. Остальное хирург объясняет случайностью. Сердце чуть смещено. Клиент этого не знал, да и руки дрожали. В миллиметрах от аорты пулька прошла. Ни крупных сосудов, ни сердечной мышцы не задела. Бывает такое. Полсантиметра в сторону – стопроцентный покойник.
Счастливчик! Болевой шок и потеря крови сымитировали картину клинической смерти.
Врач «Скорой» откровенно «смудачил». Ребята его допрашивали, так и не поняли: идиот или полное отсутствие профессиональных навыков. Может, и то и другое. Живого человека в морг отправил! Увидел дырку в районе сердца и скорее бумажку писать. Ни пульс, ни дыхание поискать не додумался. К стадиону спешил! Болельщик хренов.
Стоп! Думать…
«Скорая» приехала неправдоподобно быстро! И труповозок по полдня дожидаются.
А толпа журналистов? Кто-то заранее все приготовил? Зачем? Записать: «Врача «Скорой» – на повторный допрос». И прессу прессануть на источник информации. Если существует этот «кто-то», то дальше морга наш клиент – не ходок. Санитары зря денег не берут. Неужели футбол способен хоть кому-то пойти на пользу?
Врачи в больнице – случайное везение. Кому-то рубль найти повезет, а «нашему» – такое привалило. Что ж ты за типчик? В бронежилете родился. Нежился под капельницей почти неделю. В сознание не приходил. А как рана поджила, стал глазенки открывать. Врач говорит – бессмысленные глазенки. Неподвижные. Мозговое кровообращение, видимо, пострадало.
А потом ты исчез!
Как же так, Счастливчик? Очнулся, увидел, какие сиськи вывалила на тебя медсестра Онищук, и с испугу дал деру? А означенная медсестра утверждает, что на десятый – двенадцатый день излечения к тебе кто-то приходил. Два мужчины разыскивали пропавшего во время футбола товарища. Им показали «нашего». Они его не признали. Но медсестра Онищук утверждает, что по мимике поняла: нашли того, кого искали. И «наш» к вечеру задергался. Что ты задергался, Счастливчик?
На следующее утро кроватка оказалась пустой. И никто ничего не видел. «Дежурного врача, медсестру и санитарку – на повторный допрос».
Через день, двадцать восьмого, мои орлы подоспели. К разбитому корыту.
Все бы ничего. Да-а. Все бы ничего, но ориентировочно двадцать пятого октября, в квартире 15, по Достоевского, 4, убиты старики Самсоновы, семидесяти пяти и шестидесяти девяти лет. Дед скончался от ударов по голове гантелей, а бабку задушили подушкой. Их обнаружил Егоров вечером двадцать восьмого. Пошел за дополнительными показаниями. Центральное РУВД пыталось отмыться перед Главком. Экспертиза ставит дату смерти – двадцать пятое октября. Ты вроде ни при чем, Счастливчик. Но смерть ходит с тобой в обнимку.
Мы с Егоровым целую поллитру выпили за упокой души стариков. Невинно убиенных. Зубами скрежетали и в пустоту кулаками грозили. Егоров сказал, что до участка не доведет гадов. Кто они? Дружки твои, Счастливчик?
Нет. Конечно, нет. Ты сам их боялся. И бегал от них. Почему?..
Калмычков разволновался. Что-то приходит! Он начинает слышать… Спокойно! Не скатиться на простые совпадения. Ловить! Ловить ощущение.
Он вскочил, выплеснул в стакан остатки водки и выпил не закусывая. Заходил по купе. Два шага – туда, два – обратно… Алкоголь снял напряжение, возникшее от воспоминания о стариках. Мысли вновь обрели свободу.
Егоров перерыл весь район. Страшно обозлился, пить бросил на неделю. Раскопал показания о двух чужаках, которых видели около дома № 4. Бабулька из соседнего двора вспомнила машину и человека, показывавшего ей фотографию самоубийцы. Описание совпало с фотороботом, составленным со слов медсестры Онищук.
Потом фоторобот подтвердили в соседней больнице. Оказалось, примерно в эти же дни, мужчины разыскивали среди безымянных больных своего товарища. Документы не показывали, фамилий не называли. Фоторобот удачный. Мужики не кавказцы, но и не местные. Слишком подробно выспрашивали адреса больниц и моргов. Что-то еще? Говор северный. Один из врачей определил. Земляки.
Эта парочка искала «нашего». Факт! Факт не в мимолетном впечатлении медсестры. Факт в том, что после двадцать шестого октября они больше нигде не светились. Факт в том, что убиты старики Самсоновы.
Что же вам надо, сволочи? Что есть у нашего «клиента»? За чем охота?.. Что стоит раздавленных пассатижами пальцев деда Самсонова? Деньги?
Мог оставить у стариков чемодан с баблом? Глупо. На месте самоубийства. Что бы он не оставил, те двое, перевернув квартиру вверх дном, нашли бы. Следы обыска отсутствуют. Какие сведения выбивали из стариков?
Для кого предназначена видеозапись самоубийства? Может, пытался инсценировать, да переиграл? Тогда «Клиент» хороший актер. Больно живо все смотрится на экране. Очень натурально. Это спокойствие перед смертью, эта неопытность и неопределенность в выборе. Куда он сначала приставил пистолет? К виску? Потом в рот. В обоих случаях смерть гарантирована. А он стреляет в сердце! Которое смещено против нормы. А вдруг, он знает об этой своей особенности? И двадцать раз примеривался, при выключенной камере!.. А что? Вполне удачный трюк, для опытного афериста. Осталось доказать принадлежность «нашего» к этой породе.
Стоп! Пальчиков в картотеке нет. Не мог уголовник высокого класса дожить до сороковника без единой ходки или задержания. И морда у него внушает.
Но кому-то он весточку этой съемкой оставил! И куда-то бежит.
Мы прочесали все чердаки и подвалы в радиусе километра. Думали, прячется поблизости. Десятки людей два дня голубиный помет месили. Дырки на выезд из города позатыкали. В больницах дежурили. Все вхолостую. Как сквозь землю провалился.
Генерал привлек Вадима Михайловича. Сработало. Неизвестно – кто, неясно – как, но в прилегающих к больнице районах подняли небывалый шухер. Через сутки привели таксиста, который в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое подобрал в квартале от больницы еле живого пассажира. По описанию – наш. «Клиент» был странно одет: женский плащ поверх пижамы и тапочки, но рассчитался, как положено. Заплатил сполна, по ночной таксе. Вышел у Московского вокзала примерно в полчетвертого ночи.
Вадим Михайлович попросил еще пару часиков.
Какие-то люди привезли бывшую валютную проститутку Курникову (54 года). Разукрашеная бабулька сдает внаем комнаты пассажирам, прибывающим на Московский вокзал. Выкуривая одну за другой и матерясь так, что у следователя уши закладывало, бывшая путана показала следующее.
Утром двадцать седьмого октября, около шести часов, она сдала комнату на Старом Невском похожему по описанию человеку. На сутки. Да, в женском плаще и пижаме. А ей какое дело! Иногда такие клиенты нарисовываются, только держись!.. Заплатил вперед. Сутки не прожил. Вечером она видела его у билетных касс. В другой одежде. Утром он выглядел плохо. Она решила, что наркоман в ломке. А вечером еще хуже. Еле ноги переставлял. Пройдет по стеночке и садится. Как его патруль проглядел?..
В указанном адресе опера изъяли простыни со следами крови, пижаму и женский плащ. Группа крови совпала с группой «нашего». Плащ оказался украден у медсестры приемного отделения больницы № 2 двадцать шестого октября. Вместе с ним пропали деньги из сумочки, висевшей рядом. Полторы тысячи рублей.
Так он и скрылся, наш Счастливчик. Разосланы ориентировки, даже в Москву и близлежащие железнодорожные узлы. Надежда только на везение. Но везет пока ему.
Фотороботы его преследователей тоже разосланы. Ребята фильтруют информацию с мест в надежде, что чужаки как-то светанутся. Если они еще в городе. Уголовные дела по самоубийству и гибели Самсоновых, скорее всего, надо объединять. Что еще можно сделать? Объявлен розыск неизвестных. По телевизору показывают картинки: два фоторобота и кадр из записи самоубийства.
Перспективы туманные. Работа по трем аналогичным самоубийствам результатов не принесла. Не доказаны связи самоубийц между собой и с нашим «Счастливчиком».
Собственно, это все, что он везет в Москву. Надежда на широкую операцию. На дополнительные сведения о самоубийствах в других городах. Пока никак не стыкуются скудные данные об этих иногородних суицидах с нашим делом. Объединяет только видеозапись в момент самоубийства.
К вечеру прошедшего дня таких самоубийц – уже двадцать шесть человек. Как двадцать шесть Бакинских комиссаров. «Лишь бы не стало триста спартанцев…»
Он не заметил, как провалился в сон, так и не сложив из пазлов внятной картины происшедшего.Министерство и его обитатели
4 ноября, пятница
Министерство внутренних дел произвело на Калмычкова ожидаемое впечатление.
Подтвердилась его давняя догадка: «Работают только «на земле». Все остальное – бесполезный довесок». Но каков по размерам, довесок! Сотни людей, озабоченных решением своих проблем под видом государственной службы. Что их Главк?! Там присутствует связь с низами. А здесь – как на небе!
Его не очень-то ждали. Больше часа шатался по департаменту УР, выискивая названных Перельманом людей, которые якобы не спят, не едят, а только дожидаются его, Калмычкова. С докладом об успехах расследования суперважного дела.
Не заметил, чтоб дожидались. Перекидывая из одного кабинета в другой, его «допинали» до заместителя начальника одного из управлений департамента УР. Повторил молодому генералу все, что пересказывал четырем предыдущим полковникам. Невзирая на малость чина, получил приказ доложить комиссии, занимающейся подготовкой Коллегии министерства, о работе питерского ГУВД по делу о самоубийстве. В 16.00, кабинет 318.
– Пять минут. И без всякой лирики! – предупредил напоследок генерал, зам. начальника Управления. – Текучка работать мешает!..
А работы у мужиков невпроворот. Утром пересекся с двумя однокашниками по Академии – обрадовались, позвали забежать, когда освободится. Вот, освободился, и кабинеты правильно нашел, а однокашников как корова языком слизнула. Работа!
Перекусил в местной столовой. Посидел в приемной молодого генерала. Дважды связывался со своей группой по мобильнику. Никаких новостей. Жаль. Как-то мелко выглядит их питерская возня из столичного далека. Разность масштабов абсолютная. Кого тут розыск волнует? Тут бабки делают.
Специфика рыночной экономики. Кадровые вопросы конвертируются в дензнаки. Деньги – в должности высшего порядка. Круговорот. Даже Уголовный розыск зарабатывает, решая: по кому – возбудить, а по кому – приостановить. А наркота? Песня!.. А рейдерство? Кому – передел награбленного, а МВД – манна небесная. И так далее, и тому подобное.
Такие глупости лезли в голову Калмычкову, пока шло, начавшееся в 16.00 совещание. Вначале он вздремнул незаметно, минут двадцать, а теперь слушал вполуха выступавших да собственные мысли.
Калмычков сидел у стеночки в просторном кабинете. Совещавшиеся расположились за длинным столом. Все – генералы. Мелкие чины заняли стулья, расставленные в два ряда вдоль стен. Во втором ряду, за широкими спинами, Калмычков и прикемарил слегка. У него как болезнь: на больших совещаниях торжественных вечерах и тому подобных говорильнях, организм сам собой отрубается с первыми словами первого выступающего. Спать он умеет стоя и с открытыми глазами.
Отоспав положенные двадцать минут, потом столько же поковырявшись в мыслях, Калмычков поймал нить совещания. Разные департаменты и управления обсуждают сводные цифры. День милиции на носу. Праздничный приказ, речь министра. Вот и обобщают, уминают в допустимые пределы недопустимо расползающиеся показатели.
Ага! Вот плановые цифры снижения по отдельным видам преступлений. Неужто выполнили? Ай да мы! По убийствам на 0,7 процента перевыполнили! И плановый процент раскрываемости перекрыли?! На полном серьезе! Еще и ресурсы сэкономили?
Как не похоже на ГУВД. Там что ни комиссия, то втык. Выговора, приказы. А здесь – трудовые подвиги и победы! «На земле» четко видно, кто чего стоит. Раскрыл – молодец! Не наказали – значит, поощрили.
А тут сидит бригада сценаристов и верстает главному шоумену подходящий сценарий. Чтоб от зубов отскакивало! При полном параде. На шоу «Кабинет министров» или «Прием у Президента». И по телеканалам. «Укрепляем!.. Совершенствуем…»
Жизнь – где-то там, течет своим чередом. В этих незначительных городах, городишках и селах. По подъездам все душат и насилуют. Наркотой только что в детских садах не торгуют. Воруют, прячут бабло за границей. Крадут и убивают детей. Педофилия, проституция. Развращение вседозволенностью и безнаказанностью. Деградация и вымирание.
Это к работе МВД отношения не имеет. У «Шоу-министерства», как и у прочих министерств нашего «Шоу-Государства», иные задачи. Создать иллюзию деятельности. Информационный фантом. Скрыть реальные цели… За результаты кто же спросит? Сам планируешь, сам выполняешь. Сам победные рапорта пишешь. Нету критериев! Полная безответственность. На ней такие бабки растут! Биржам не снилось! Власть – рентабельнее нефтяного бизнеса. В разы!