Это было у моря

Maellon

— Тогда не знаю. Почему вы решили, что я мучаю Сандора? И особенно сознательно?

— Ну, это как раз просто. Ты пошла без него — это раз. Если бы тебе хотелось курить — тебе достаточно было лишь свистнуть. Он бы поскакал куда угодно и за чем угодно. Но ты пошла со мной, когда я так поставил вопрос, что навязываться было глупо. С собой ты его не позвала — это два. Если бы позвала, уже вставши — хоть взглядом, хоть как — он бы опять же потащился за тобой как миленький, несмотря на приличия и на то, что оставлять даму — хоть бы и чужую — одну — нехорошо. И третье — ты его нарочно избегала взглядом — хотя он в тебе почти дырку прожег, пытаясь разглядеть твои намерения. Ты смотрела куда угодно — только не на него. И из этого, особенно из последнего пункта, я умозаключаю, что тебе отлично

известно о его состоянии, и тем не менее, ты решила-таки действовать вопреки его комфорту, на свой страх и риск. Вот и все…

Санса нехотя кивнула головой. Действительно, все было слишком очевидно. Она в очередной раз почувствовала себя виноватой — и вместе с тем она дико устала и ей нужен был глоток свободы. Хоть иногда.

— Да, согласна. Все так. Но вы понимаете, почему я так себя веду?

— Отнюдь. Я же не людовед, как наша любезная Бриенна. Но могу догадаться. Мне вечно приходилось играть мерзавцев — так поневоле выучишься мыслить, как они — ну не напрягайся, пожалуйста. Ничего не хочу сказать. Тебе все надоело, да? И порой преданность становится тяжелее камня на шее? Эта безоговорочная, слепая, торжествующая в своей невыносимости преданность — можно подумать, кто-то о ней просил — но вот она, уже у тебя в руках. Или на шее, как хомут? Ты падаешь вниз — и вместе с тобой падает тот, кто к тебе привязан… Как бы освободиться — а нельзя. Это почти пожизненно. Ты страдаешь — и он тоже…

Джейме поднял воротник — ветер, казалось, залезал везде, обжигая и тут же посыпая свои отметины снегом, как солью.

— Не беспокойся. Некоторым людям нравится страдать. Они словно рождены для этого. Из любого события, из любых отношений они умудряются сотворить повод для нечеловеческих страданий. Их не любят — и они, понятно, страдают от неразделенной любви. Их любят — о боги, случается и такое — но блин, как же быть — а как же вести-то себя? И все же находится повод. Ревность, отчаяние, спровоцированное жестокими ссорами, последующие примирения — горькие, как вересковый мед, сладкие, как воздух на последнем вздохе. Это все входит в цену купленных билетов. И в какой-то момент понимаешь — у этих отношений нет будущего — только череда страданий — для другого и для тебя. Потому что счастлив твой партнер может быть только через это. Непрекращающийся вымученный катарсис. Потому что иначе он не может. И ты уже подпадаешь под эту немыслимую зависимость — и начинаешь играть согласно правилам — мучить или быть измученным. А они так и нарываются — а потом их так жалко. Вечное садо-мазо.

— И где же выход?

— А его нет. Надо просто в какой-то момент прерваться. Или принять данность — что отношения таковы априори. И жить с этим…

Санса уже забыла, что сигарилла Джейме слишком для нее крепка — и затягивалась, прикрывая горящей от холода ладонью тлеющий уголек от ветра и летящей поземки.

— Как-то все это печально выглядит…

— Да, моя чудесная девочка, так оно и есть. Мне грустно, что тебя не ознакомили с правилами игры, прежде чем затянуть в омут. Но ты там — верно? По самые уши.

— Почему вы так все видите?

— Из личного опыта, так сказать. Ну, почти. Я к этой категории не отношусь. Мне не нравится страдать. Ну если уж прямо приходится — я предпочту лишний раз нажраться — или осчастливить кого-то, кто не знает, что оно вообще есть —счастье. Ведь жизнь так коротка… Но были и знакомые. Вот, к примеру — милейший Роберт. Он был мастер этой драмы. Много лет тонул в ней — а мы все наблюдали агонию. А моя сестра — слишком гордая, чтобы поплыть навстречу — тоже вкусила его причастия — и на корню испортилась. Это ведь заразно, учти. Ты как раз в такой ситуации. Тебя словно подталкивают к роли мучителя — и ты ее отыгрываешь. Тебя это меняет на корню, ломая, выжигая человечность. И тебе кажется — выхода нет. Но он есть всегда. Надо уходить. Надо. Через «не могу», через «не хочу». Лучше уйти, чем измениться уже безвозвратно. Самое ценное, что у нас есть — это мы сами…

— А как же…

— Партнер, любящий пострадать? Ну так ты дашь ему отличный

повод. Он будет страдать. Очень-очень сильно. Он будет думать о тебе еще последующие десять лет. Рыдать. Выть на тебя, как на луну. Молчать. Хранить тебе верность. Или, напротив, изменять тебе — и это даст ему очередной повод для самоуничижения. Ведь это никоим образом не нарушает его кредо. Беда в том, что, если останешься с ним, в плену этих болезненных отношений — он всё равно выдоит эту свою порцию страданий. Но тогда мучиться будешь еще и ты сама. Так что решать тебе. Мне всегда был интересен другой вопрос — воспитуемы ли такие субъекты? И если да — то сколько период полураспада? Вот ты мне об этом и расскажешь — если дерзнёшь. Потому что, милая моя девочка, несмотря на романтичность и абсурдность, у этих ваших отношений нет будущего. Лучше взять паузу. Лучше — для вас обоих… Ты слишком запуталась. Он — слишком верен своей роли. Клигану предстоит долгий путь — от мученика к человеку. Выдержит он его — вот уже не знаю. Выдержишь ли ты? Думаю, да. Ты же дитя севера — а у вас длинные зимы…

— И что, с вашей точки зрения, потом можно вернуться назад? Войти дважды в одну реку?

— Нет. Но река выберет новое русло. Если не пересохнет, конечно…

— Но если…

— Значит, тому было суждено. Подыхать, так с музыкой. Ты сможешь отнять у этих товарищей все: время, возможности, силы. Но до чего ты не сумеешь дотянуться — это до их жажды страданий. И изворотливости в реализации удовлетворения этой потребности. Хоть как. Я в этом ничего не понимаю, признаться. Не люблю лишний драматизм. И нафиг это надо? И так жизнь сама по себе — уже повод пригорюниться… И нагнетать ни к чему…

— И что же мне делать?

— Не знаю, милая. Идти вперёд, полагаю. Не оглядываясь назад… Хочешь страдать вместе с ним или хочешь жить? Если второе - тебе придется сделать выбор. И закрыть дверь. Захлопнуть, я бы даже сказал. А там — сесть под ней, и прижавшись ухом к гладкой поверхности, надеяться, что за ней выжили… А потом встать и идти своей дорогой — уповая, что в крови еще не разлился этот болезненный пламень — жить через страдания… Ты знаешь — жизнь, хоть и ужасна, но временами хороша. Не стоит тратить ее на это дерьмо. Потому что она — конечна… Если вам суждено — вы еще встретитесь. И тогда уже не будет иметь значение, второй ли раз ты заходишь в одну реку или нет. Оно просто случится. И если это любовь — ты все равно не отвертишься. Я вот сейчас пытаюсь понять: моя спутница — тоже любительница этого верескового меда — или просто жертва обстоятельств. Я полагаю, все же второе. Обрати внимание, оба — и Бриенна, и Клиган — похожи. Оба с детства жили как парии, отвергнутые всеми, даже собственной семьей. Но Бриенна прошла более мягкий, щадящий вариант. Возможно, это ее спасло. Теперь она стоит на ногах. А вот твой верный Пес — боюсь, нет. Твое присутствие дает ему надежду — и вместе с тем убивает. Он всегда будет думать, что ты слишком хороша для него. И это будет изнутри его разрушать, пока не уничтожит окончательно. А у тебя слишком много совести — в отличие, к примеру, от моей сестры, чтобы закрывать на это глаза. Поэтому это уничтожит еще и тебя. Беда в том, что любовь — это всегда отказ от себя, всегда жертва. Но Клиган этого не понимает. Ведь для него это все в первый раз…

— Как и для меня.

— Да, но ты начала раньше. И ты не была аутсайдером. Ты плывешь вперёд и всегда так делала. А его извлекли со дна — как одну из этих рыб, что живут под давлением. Вынеси ее на поверхность — и она взорвется. Как минимум, нужен период перекалибровки. Адаптации, постепенной и неспешной. Иначе — беда…

— Как-то все грустно выходит, по вашим словам…

— А жизнь — она вообще такая… Об том и поем….

========== XIV ==========

And who by fire, who by water,

who in the sunshine, who in the night time,

who by high ordeal, who by common trial,

who in your merry merry month of may,

who by very slow decay,

and who shall I say is calling?

And who in her lonely slip, who by barbiturate,

who in these realms of love, who by something blunt,

and who by avalanche, who by powder,

who for his greed, who for his hunger,