Это было у моря

Maellon

— Очень смешно. Стакан отдай — не твое.

— Ну, налей мне тогда, жадина.

— Сам себе налей. Развалился тут…

— Вот сволочь! Видишь, мне грустно… Обломали в лучших моих побуждениях…

— Ага, как же, в лучших. Сама природа восстала против твоих побуждений, Ланнистер. Почему меня это не удивляет? Зачем тебе эта Тарт? Поглумиться хочешь? Разве она тебе ровня?

— Ну да, ты-то все знаешь и про ровню, и про то, куда и кому. Вот что я тебе скажу — не суди по внешности.

Ни ее, ни меня. Уж, казалось бы, ты-то должен понимать. В обратную сторону это тоже работает, не только по части уродства и увечий. Знаешь, как надоедает, когда на тебе заранее ставят клеймо — пусть бы и красавца-вертопраха? Я из актеров в режиссеры пересел поэтому. Надоело играть одну и ту же роль в разных ипостасях.

— Твои проблемы — одно расстройство, Ланнистер, я погляжу.

— А ты не ерничай. А то и я ведь могу. Ты мне вот что лучше скажи — ты спал с моей сестрой?

Сандор поперхнулся виски. Очень уместно, седьмое пекло!

— Чего?

Джейме протащился к столу, забрал с него бутылку и пустой стакан и вернулся обратно на диван.

— Что слышал. Не придуривайся. То я не знаю, какие у нее повадки. Сам был в тех же силках…

Вот оно что. Значит, его подозрения все же имеют под собой почву. Тьфу!

— Если тебе очень хочется знать, спроси у нее сам.

— Да ведь не скажет она. Да и соврет — недорого возьмет. Это мне Тирион сказал — про то, кто у нее в фаворитах ходит. Он ее, в отличие от меня, видит насквозь. А для меня она — как отражение в зеркале. Внутрь я заглянуть не могу… Я даже не знаю, кто реальный отец ее детей. Мне она говорила одно, Роберту другое — а правду, похоже, не знает даже она сама. Одно сплошное вранье. Да я с ней уже давно завязал. Просто так, из общих соображений, для истории.

— Ну, если для истории… я скажу тебе — если ты мне скажешь, что ты наговорил Сансе, идет? Мне тоже — для истории…

— Мы уже сползли на пакты? Ну, лады. Идет. Выпьем же за этот достойный договор!

Они чокнулись. Джейме лениво потягивая виски, устроился поудобнее на диване.

— Ну давай уже, рассказывай, Ланнистер. Не тяни резину. Я спать хочу.

— А мне выгодно ее тянуть-то. Скучно тут одному…

— Пожалуй, я свалю прямо сейчас. Не так уж это все и важно…

— Да-да, как же. Если бы было неважно, ты бы и не спросил. Половину сцены-то мы с Бриенной слышали. Чем вот кончилось, непонятно. Видимо, скверно, если ты начал любопытствовать. Ладно, ладно. Что я там ей наболтал, припомнить бы… Сказал, что у тебя перманентный синдром страдальца — как у покойного Роберта. Что если она останется с тобой, ты не дашь ей продыху — ревностью, терзаниями и прочим вздором. Что в конце концов ты скиснешь окончательно — а она ожесточится и станет чем-то вроде Серсеи. Или вообще будет вынуждена уйти. Что, короче, будущее у вас херовое. И — уже от меня личная, не построенная ни на чьем опыте ремарка — что иной раз неплохо переждать. Дать времени время. Что если оно настоящее — выживет…

— Ну, спасибо тебе, дружок. На добром слове. А позволь полюбопытствовать — зачем ты все это ей поведал?

— Да потому что это правда. Нет, понимаю, что правда эта тебе неприятна. Но давай и я уже

спрошу — а сам-то ты что думаешь? Небось, тоже все пытаешься ее убедить, что пора уже вперед — и подальше? Что ты ей не пара, что будущего у вас быть не может, что ей надо возвращаться к нормальной — можно подумать она у нее может быть теперь — жизни? Ходить в школу, встречаться с ровесниками, еще какая-нибудь бредятина в этом роде… Нет-нет, ты прав. Я бы тоже так сделал. Я и сделал в свое время. Что возвращает нас к твоей части договора. Итак, я свое условие выполнил. Успокойся — повода для ревности у тебя нет. Я не смотрел проникновенно в ее дивные глаза, не оценивал размер груди под белой ее кофтой — твой, кстати, подарок? — не раздумывал над тем, как она будет выглядеть без одежды… Черт, я на нее даже не дышал, пока поджигал ей сигарету! Странно, почему у меня до сих пор не начали прорезываться крылья… Просто поговорили — и все. Без обид. Кто-то ведь должен ей поведать, как жизнь обстоит на самом деле…

— Ты олух. Она дико нестабильна, а ты еще масла в огонь подлил. Спросил бы сначала, прежде чем начинать обличать. Все это и так уже говорено…

— Тогда какая разница?

— Такая, что момент неподходящий. И она винит себя в смерти Роберта, похоже…

— Зачем? Все равно же он помер, какая теперь разница? Виновата сигарета, что Роберт назло взял у Серсеи. Или его запой. Вообще — виноват он сам. Или ты уже, как я и предполагал, заразил девочку манией страдать и себя жалеть? Или — о, боги, нет — может, это она тебя ею заразила? Оба, я так чувствую, тут хороши…

— Да уж получше некоторых. Ты меня достал. Ответ на твой вопрос: да, я с ней спал. И не один раз. И не только я — и я не имею в виду Роберта. Она темпераментна, твоя сестрица. Бешеная и холодная — как анаконда. Не знаю, доставила ли ей радость эта наша связь, если так можно сказать. Мне — не слишком. И я с облегчением от нее избавился. Как, похоже, и ты сам. Возможно, если бы ты не оставил ее когда-то там — она бы не ползала по досужим веткам в поисках жертвы. А может, и ползала бы. Ей, похоже, все было мало — слишком велика жажда власти и обладания. Все эти игры мне были на хрен не нужны. Так что теперь можешь забирать ее всю — после того, как она прикончила наконец своего муженька, хоть бы и с помощью сигареты…

Джейме пригорюнился над стаканом. Похоже, на этот раз Сандор попал в точку — и умудрился-таки заткнуть этого псевдофилософа, любителя просвещать и обличать. Почему-то радости Сандору это не доставило. Он допил свой виски, поставил стакан на стол.

— Так, курю последнюю и иду спать. Ты пойдешь, горе-пророк?

— Пойду. Надо освежить голову…

— Вот-вот. Может, тебя в сугроб башкой ткнуть?

— Спасибо, обойдусь.

Они молча вышли на улицу, молча закурили — каждый свое, каждый — размышляя о собственном наболевшем. Потом Джейме бросил, глядя в темноту:

— Я же не просто ее трахал. Я любил ее — когда-то — понимаешь ты? А потом оно прошло. Потом возникло ощущение, что меня используют. Как вещь. Затыкают какие-то дыры. Мне это пришлось не по вкусу, вот я и ушел в свободное плавание. И не жалею. И то, что притащил сюда это чудо природы — он кивнул на второй этаж дома — не случайность, и не хочу я над ней поглумиться. Просто в ней есть какая-то чистота, что я раньше не встречал. Наивность какая-то, честность, что ли. Кто знает, что из этого может получиться…