Этот мир не для нежных
Шрифт:
С одной стороны на них надвигались люди в длинных, белых халатах, с другой — жизнерадостно и совершенно по-идиотски улыбаясь, спешил ... Джонг. Лив моргнула несколько раз, дабы убедиться, что это не видение, а потом ей показалось, что он на ходу достает свой жуткий миниатюрный арбалет, и она пронзительно вцепилась в Саввину руку.
— А теперь — прыгаем и бежим, — с радостным отчаянием сказал Паж.
И они прыгнули.
Вниз.
В чашу.
Прямо на обагренные кровью стекла.
***
Они
В Лив ударило ощущение то ли железа, то ли лесной земляники, и она сначала вдохнула этот густой, тревожащий запах, а только потом поняла, что это запах крови — и той, что уже была на осколках, и той, что хлынула из ладони Лив, и той, что текла по спине Саввы.
Крики сразу отдалились, стали глухими, словно доносились из другой, плотно закрытой комнаты. Дети, не понимая, что происходит, застыли на том же месте, где их застала суматоха, не зная, что делать дальше. Невидимая скрипка продолжала жутко выть на одной ноте, уже тщетно пытаясь удержать инфернальное состояние момента.
— Ты сильно ранен? — спросила Лив, и Савва показал жестом, что с ним все в порядке. Он, не обращая внимания на свои порезы, перевалился за край чаши, и протянул Лив руку. Видимо, благодаря адреналину, зашкалившему в её организме, девушка, без всякого сомнения, на какой-то отчаянной дерзости перевалилась за борт, в очередную темноту и неизвестность. Не разбирая дороги, они побежали вдаль от арены. А когда позади раздался ещё один приглушенный, слабый стук и крик, Лив поняла, что Джонг прыгнул следом.
Они неслись по странному берегу, вдоль стеклянной реки, которая то ли выходила из чаши, то ли вливалась в неё. Река не очень широкой дорожкой блестела в темноте осколками, которые приходили в движение, как только на них падали мятущиеся тени. «Опять погоня», — пронеслось в голове у Лив. Только на этот раз она убегала не с Джонгом, а от него. Её судьба выписывала повороты один причудливее другого. Лив опять не знала, по какой причине и от кого именно так неистово убегает, и в какой стороне находится спасение, и есть ли оно вообще. Замелькали мысли, словно загнанные до паники зверьки: беспокойство за Кузю, сожаление о хансангах Саввы, воспоминания о цветке на кухонном окне, который она не поливала уже больше двух недель, думы о Геннадии Леонтьевиче и его стареньком диктофоне, о безразличном взгляде монахини, разрезавшей карту... Все это было не вовремя, некстати, но они, эти мысли, бешеные блки, бились в голове сами по себе, самостоятельные, без всякого её участия.
Неожиданно стеклянная река резко вильнула вправо, и Савва остановился. Лив притормозила вслед за ним, скорее по инерции, но тут же поняла, что дальше бежать не может. Совсем. Она опустилась на землю, пытаясь полной грудью вдохнуть воздух, который стал вдруг невероятно густым и тяжелым,
— Иди дальше, — прохрипела она своему спутнику и подумала, что это очень напоминает слова из какого-то несмешного анекдота.
— Всё хорошо, всё будет хорошо, — пробормотал Савва самые глупые из возможных слов, присев перед ней на корточки. Он тоже тяжело дышал, и очень старался держаться, но уже начинал заваливаться назад, на окровавленную спину, словно красная жидкость, вытекающая из глубоких порезов, ещё свежая, не запекшаяся, тянула его к земле. Лив из последних сил рванулась, чтобы поддержать.
— Кажется, всё, — прошептал он, и тяжело обвис на её руках, закрыв глаза.
Футболка на спине клочьями прилипала к ранам, кровь из её порванной ладони тут же мешалась с той, что обильно намочила его спину.
— Боже мой, — сказала Лив в отчаянии, — Боже мой!
Она оглянулась. Вокруг не было ничего. Совсем ничего, кроме все той же, крошащейся под ногами бетонной земли и блестящей дорожки, застывшей заколдованной осколочной рекой. Ещё, очевидно, где-то за ними следовала погоня, где-то далеко...
Хотя нет.
Уже не далеко.
Совсем близко.
Глава 6. Неожиданное предложение
– И ты имел наглость показаться мне на глаза? – Геннадий Леонтьевич сдвинул огромные защитные очки на затылок, и сразу стало ясно, что он не просто недовольно дребезжит старческим стеклянным голосом, а вне себя. Глаза под обильными, растрепанными бровями метали гром и молнии. Даже паяльник в руках у изобретателя угрожающе ощерился, в небольшой комнатке к запаху припоя с канифолью примешивалось что-то ещё, густо-сладковатое, а затем резко повеяло грозовыми разрядами.
Тот, кто был причиной неистового гнева Геннадия Леонтьевича, невзирая на надвигающуюся грозу, хмыкнул из тесной прихожей:
– Не на глаза, мон шерр. Смею заметить, что ты меня не видишь. И не вы ли с императором, презрев давнее обещание, недавно встречались? В очень интимной обстановке. Дело пахнет, сам знаешь чем. И у тебя, кажется, что-то горит.
На раскаленном паяльнике корчилась капля припоя. Гениальный изобретатель, не глядя, выдернул шнур из розетки.
– Не заговаривай зубы, Джокер. Это всё по твоей вине. Знаю, кто привёз сюда глупую птицу.
– Я, – согласился голос из прихожей.
– Ты решил, что это десятка щитов и собрался дать ей имя Мытаря.
– Согласен, – тот, кто пришел без приглашения и спроса, не отпирался. Он отвечал быстро и, кажется, даже веселился.
– Фарисею идею тоже подкинул ты?
– Угу, – бухнула темнота. – Ненавязчиво.
– Резоны? У тебя есть хоть один? Сколько раз вы пытались восполнить колоду? Кроме этого пугливого воробья, из которого вы растите Пажа, ни одно предприятие не увенчалось успехом.