Евсения. Лесными тропками

Саринова Елена

– Евся, деточка! Вот уж не чаял, не надеялся!
– ну, бестолочь тиноглазая, теперь держись...

– Доброго здоровья, господин Ольбег, - вмиг преисполнившись девичьей стыдливости, выдохнула я.
– Страсть, как хочется удивиться. А раз вы обещали...

– Приложу все усилия, - великодушно обязался передо мной подружкин жених, плотнее запахивая на животе длинный расшитый... Халат? (да, какая разница?) - Прошу за мной. В мои скромные апартаменты.

Скромные эти апартаменты, мы, довольно прытко, пересекли вдоль всей их "нескромной"

длины, а потом устремились наверх, по узкой, обвитой вокруг каменной опоры лестнице. Я лишь озираться по сторонам успевала, подгоняемая сзади распростертыми гостеприимно хозяйскими объятьями. В результате чего, в следующий раз тормознула уже... Ну а где ж еще можно "удивлять" весчанку из глуши? Только лишь в опочивальне. А чего ж она сама ждала?.. Правда, опочивальня эта скорее напоминала весевую площадь со стенами и окнами, на мое счастье, пока не завешенными. С кроватью под золотым пологом в одной ее стороне и камином - в стене напротив. А между ними: кресла, столики и шкафы резные разных размеров и цветов. Да... Есть где разгуляться и меж чем поноситься... если до этого дойдет. Но, то, что привлекло мое большое внимание сразу же, вообще ни в какие, даже дриадские, нравы не укладывалось - картины. Много картин. И на всех - совершенно голые дамы (сидящие, возлежащие, нюхающие цветочки и просто меж них живописно замершие) с формами, не уступающими "богатству" моей дорогой подруги.

– Располагайся, деточка, не стесняйся, - подтолкнул меня в очередной раз Ольбег, наведя на мысль, что "стесняться" мне здесь пристало лишь собственных, "ущербных", по сравнению с рисованными размеров:

– Ага. А можно мне к камину?

– Да, пожалуйста, - разочарованно скосясь в сторону полога, вздохнул он, однако, духом не пал.
– Орешки хочешь? Конфеты? Пирожное? С вином - в самый раз. Ты усаживайся, я тебя сейчас сам обслужу, - и махнул своим длинным халатом в сторону одного из шкафов. Я же в это время тщательно выбрала себе нужное место: чтоб хоромы хорошо просматривались, и улица из окна. Точнее, время суток. И бухнулась в кресло прямо у каминных ступеней рядом с круглым столиком...

И потянулась наша нудная беседа, представляющаяся обеим ее сторонам лишь неизбежным злом. Однако каждый желал в конечном итоге получить свою, заслуженную за терпение "награду". Я, улыбаясь и удивляясь в нужных местах, лишь тянула время, поглядывая на предзакатную хмарь за окном. Ольбег же прыть выказывать заметно остерегался: а вдруг, возьму, да Любоне потом на него в запале "глаза раскрою"? В конце концов, после наполовину опустошенной единолично бутыли, у жениха ее уважаемого язык развязался. Из чего я сделала вывод, что пора и попробовать соединить "приятное" с "полезным":

– Господин Ольбег...

– Зови меня просто Ольбегом, деточка, - закидывая в рот орешек, поправил он меня.

– Ольбег, а чем вы еще занимаетесь, кроме добычи камушков?

– А что, про то местные злые языки еще не растрепались?
– окинув взором почему своих настенных красавиц, спросил он, а потом пьяненько

хмыкнул.
– Хотя... Я - коллекционер, деточка.

– Кто вы?
– в очередной раз за вечер удивилась я.

– Собиратель прекрасного и его пламенный почитатель... Я имею в виду живопись, и исторические ценности... Ты меня понимаешь?

– Это те, что в музеях показывают?
– выказала я невиданные для веси Купавной познания, удивив на этот раз сама:

– Совершенно верно, - даже глаза свои припухшие больше обычного приоткрыл Ольбег.
– Но, к сожалению, здесь мало тех, кто по достоинству может оценить мою страсть - глушь беспросветная с "кудесами".

– Что, у вас даже... друзей здесь нет?

– Да откуда они? Все мои друзья давно... В общем недосягаемы. А здесь - одни подрядчики да подельники, - начал он, а потом, совсем уж печально, хмыкнул.
– Вот видишь, деточка, я уж и сам начинаю под стать местным разговаривать. Скоро буду "выдавать" только "або" да "кабы", - и замолчал, вперяясь глазами в бутыль.
– А хочешь, Евся, я тебе кое-что покажу?

– Что именно?
– насторожилась я.

– Жемчужину своей коллекции. О ней знают лишь немногие. Безумно ценная вещица со своей историей... Хочешь?

Я бросила мельком взгляд за темнеющее окно, прикинув в уме оставшееся до основного действа время, и решила, что таким способом его скоротать тоже вполне дозволительно:

– Хорошо. Покажите, - кивнула покорно, а когда воодушевленный Ольбег исчез за дверью, и сама из своего кресла подпрыгнула. Прошлась вдоль одной из стен, рассматривая уже более тщательно местную "живопись" и, наконец, остановилась напротив одной из картин. На ней розовощекая дама была в полный свой рост и выписана в самых мельчайших подробностях.
– А что? Вполне подходит, - склонив набок голову, вынесла я свой вердикт.
– А-а, коварная разлучница моей любимой подружки и ее уважаемого жениха? И не стыдно тебе?..

– А вот и я, - глаза у вернувшегося коллекционера горели сейчас совсем уж нездоровым огнем, а в руках он, застыв на пороге, сжимал, обтянутую черным бархатом коробочку.
– Пойдем к огню. Там ты сможешь лучше все разглядеть. Но, сначала, всего несколько слов, - и быстро присел на самый край своего покинутого кресла.
– Ты знаешь, кто такие кентавры?

– Да-а, - с большим сомнением, но, все ж, согласилась я.
– Видала на картинке и немного про них читала.

– Прекрасно, - с чувством выдохнул Ольбег.
– Ну, надо же, как мне с тобой повезло... Так вот, этот народ не без бахвальства величает себя потомками эллинов. Что же касается их истории... Да, не в этом суть. А суть вся в том, деточка, - провел мужчина дрожащей рукой по бархату.
– что здесь у меня находится древний символ их власти, передаваемый из поколения в поколение. Так называемая "Кентаврийская Омега". Взгляни...
– в следующий миг откинул он крышку, явив мне покоящуюся на точно таком же бархате, большую золотую подкову. Точнее...