Евсения. Лесными тропками
Шрифт:
– Любонь, а почему ж ты тогда решилась на эту большую потерю?
– нахмурила я лоб на подругу.
– Почему бежишь на другой конец страны?
– Не знаю, - опустилась она на мою будущую постель.
– Наверное, потому, что бояться этого должны... двое... Евся, давай не будем сейчас о Русане? А то я опять реветь начну и больного нашего разбужу, - блеснули в подружкиных глазах два маленьких свечных пламени, отраженные в слезинках.
– Ну, как скажешь...
Ночью я не спала. Лежала на боку, подложив ладошки под щеку, и пялилась в бледный мужской профиль. Вместо давно расплывшейся
Очнулась от тихого стона и когда открыла глаза, первое, что разглядела - сидящего на кровати Стахоса. Мужчина обвел пустым взглядом комнатку и, под кроватный "визг" рухнул обратно. Я же, от неожиданности замерла, наблюдая, как он сначала шумно хлебнул ртом воздух, а потом, вдруг весь пошел судорогой. И лишь тогда отмерев, кинулась к больному:
– Ты чего?..
– но, он меня, кажется, не услышал. А ладонь, за которую я схватилась, не сжалась в ответ.
– Стах!!!
Первой на мой испуганный вопль примчалась заспанная подруга. И, чуть не сшибив сначала меня, а потом табурет, рухнула рядом с кроватью на колени:
– Евся... А что это с ним?
– прошептала, глядя на струной вытянувшегося под одеялом мужчину.
– Я не знаю, - потерянно покачала я головой.
– А он...
– Живой! Любоня, он - живой. И по сиянию видно и...
– быстро склонившись над самым лицом Стаха, прислушалась я к его тихому, едва уловимому дыханию.
– Только запах этот, чесночный, он все сильнее. Мне кажется, вся комната должна им пропахнуть.
– Чесноком?
– повела подружка своим носиком по сторонам.
– Я не чую, но, раз ты говоришь... Евся, а что теперь-то делать?
– уставились мы с Любоней друг на друга.
– Девушки, чего кричим?.. Ёшкин мотыляй, - одновременно вскинули головы к застывшему над нами Храну.
– И давно он такой?
– Не-ет. Только что... случилось. Хран, его к лекарю надо. Пока не поздно. Я здесь бессильна. И, если бы даже умела устранять чужую магию, то, все равно - на Стахе ее нет. Здесь что-то другое, незнакомое.
– А может он, того...
– хлопнула глазами Любоня.
– Этого самого чеснока переел? Раз, ты говоришь, от него им не...
– Я сейчас не совсем понял, о каком чесноке идет речь?
– медленно произнес Хран.
– О том самом, запах которого Евся своим дриадским носом от Стаха учуяла.
– А, ну-ка, - разнесло нас с подружкой по сторонам, метнувшимся к изголовью кровати мужчиной, после чего он на несколько мгновений замер.
– Есть что-то... Но, я бы ни в жизнь не заметил...
– глухо констатировал, уже распрямляясь, а потом, вдруг, зашелся таким выразительным матом, что нас с Любоней пригнуло, а трущий глазки на спинке кровати Тишок, восхищенно открыл пасть.
– Самоуверенный, безголовый мальчишка!
–
– Евсения, а почему ты раньше об этом не сказала?
– О чем? О запахе?
– ошарашено уточнила я.
– Да я ему еще до Монжи о нем говорила, а он на меня обиделся - решил, что это я так свою неприязнь выказываю. Хран, объясни, почему всполошился то?
– Да потому что...
– глянул тот сначала на лежащего, а потом на меня.
– При условии, что он чеснок на дух не переносит, а значит, вовнутрь употреблять точно не станет, так может пахнуть только одно - яд, Евсения. Мышьяк, точнее, его с чем-то смесь, которой этого беспечника кто-то очень щедро угостил. И, по всей видимости, еще в Букоши.
– Яд?
– с округлившимися от ужаса глазами, повторила я.
– От которого... умирают?
– Надеюсь, обойдется, - буркнул мужчина и, решительно направившись к выходу, на самом пороге остановился.
– Его с раннего детства приучали к цикуте. Это одно из самых смертоносных растений в мире. Вырабатывали защиту. Поэтому и жив до сих пор, а значит, шанс есть. Я седлаю Перца и в Монжу. Попробую там безуй [29] достать - противоядие. Но, если не получится, придется скакать до Бадука. Тишок, ты - на охране, - и быстро вышел вон.
29
Одно из названий безоара, камня органического происхождения, с древности используемого в качестве противоядия при мышьяковых отравлениях.
– А нам-то что делать?!
– опомнившись, подскочила я с кровати.
– Только ждать, - громко, как по сердцу, хлопнула внешняя дверь...
Ждать... Просто ждать. Сидеть, сжимая холодную, бесчувственную руку, пытаясь ее согреть и слушать. Затаив собственное, слушать едва ощутимое дыхание неподвижно лежащего мужчины... "Только лишь слушать", - не выдержав, сорвалась я к окну, и с остервенением щелкнув ржавой задвижкой, его распахнула. Выпустила наружу давно и муторно зудящую осу. Потом вдохнула свежий уличный воздух, разбавленный прохладой прошедшего после обеда дождя. Постояла, закрыв глаза, несколько мгновений и развернулась к кровати:
– Стахос... Стах... Ты меня не слышишь?.. Наверное, нет. Я хочу сказать, как много ты для меня сделал. Даже, когда совсем еще не знал, ты уже меня спас - разбудил от долгого-долгого страшного сна. И я так тебе за это благодарна, - провела я пальцами вдоль раскрытой мужской ладони, а потом обхватила ее своей.
– Я никогда ни за кем не ухаживала, до тебя. Я никогда никого не обнимала, до тебя. И никогда еще не делала того, что собираюсь сделать сейчас... с живым человеком, не с каменным алтарем... С тобой. Потому что не вижу другого способа тебя "разбудить"... Прости меня за это. Я не знаю, получится ли у меня, но, уверена - это единственный для нас шанс. Потому что ты умираешь, Стах... И я это вижу...
– замахнула быстрым движением на него. А потом, уже сидя на мужчине, сгребла с груди одеяло и, выдохнув, сложила узором пальцы, прижав их прямо к ее центру...