Евсения. Лесными тропками

Саринова Елена

Сила ударила в виски с таким напором, что я невольно откинула назад голову и зажмурилась. Она заметалась внутри меня, как водный поток, загнанный в ловушку запруды. Не знающий выхода, он ожесточенно противился тому, куда упорно направляла я. В голове, яркими всполохами закружились картинки: падение с моста, Стахос, смеющийся мне вслед на клеверном лугу и он же с пляшущими в черных глазах купальными кострами. И мне уже стало казаться, что меня саму вот-вот разнесет вдребезги этим мечущимся внутри напором, когда

ярче всех остальных перед зажмуренными глазами всплыла самая последняя из картин: "...Потому что ты и есть - моя душа. Как отражение в божественном зеркале. И я... я люблю тебя...".

– Я люблю... тебя, - обдав жаром, понеслась огромная сияющая изумрудом волна через прижатые руки в лежащего подо мной мужчину. Сначала с невыносимым нажимом, от которого меня ощутимо стало потряхивать, а потом все спокойнее и тише... До последней капельки... Как плата за все, что когда-то причинила другим. Мучительная, томящая плата. И уже сползая со Стаха к стенке я, наконец, впервые в жизни осознала, что же это такое, отдавать себя другому, до донышка, до самой последней черты... А потом окончательно провалилась в опустошенную тьму...

– ... а вот мы сейчас и проверим, насколько. Рот свой открывай.

– Да зачем?
– в ответ, возмущенным шипением.
– Он горький.

– А затем, что надо подстраховаться... Ох, безголовый, самоуверенный мальчишка, что бы я твоему отцу сказал?

– Говори тише... Хран, а ты становишься сентиментальным. Вон уже и глаза подозрительно покраснели.

– Ага, как только оклемаешься, посмотрим, у кого они покраснеют. И не только глаза. Давно я тебя палкой не гонял... Да откуда они здесь?

– Осы?
– тихим писком.
– Я гнездо видал под стрехой с той стороны дома. Ночью сковырну и подальше снесу... Ой, одна прямо над...

– М-м-м...
– дернула я рукой, пытаясь срочно почесать нос, и к своему огромному удивлению обнаружила прямо перед глазами... пальцы Стахоса, переплетенные с моими.

– Ну вот, раз оса тебя разбудила, вставай, подруга. Пошли, наконец, есть, - от двери, радостно-угрожающе.

– Теплые... Живо-ой...
– наплевав на такой тон, водрузила я руку обратно на мужской торс, но, через миг уже подскочила.
– Живой!

– Ну... еще не совсем, - шмыгнул в сторону носом Хран. А потом встал с табурета.
– Евсения, я тут безуй оставляю, покрошенный, и воду запить. Ты проконтролируй, пожалуйста. Тишок, пошли.

– Евся! В следующий раз я за тобой уже с поварешкой приду. Так и знай, - метнулась подружкина коса в опустевшем дверном проеме.

– Ну, здравствуй... любимая.

– Здравствуй, - облегченно расплылась я и, освободив руку, почесала нос.
– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, - уверил мужчина, тут же ее вернув.
– С самым лучшим в мире лекарем иначе и быть не может.

–

А ты что, меня слышал?

– Нет, но, я тебя... ощущал. В какой-то момент, уже уходя, кто-то, будто за руку меня дернул. Не отпустил. И я тогда почувствовал, что это была ты. Ты меня притянула обратно к себе... из небытия... Евсения, - развернул он мою ладонь к своим потрескавшимся губам.

– Стах!
– получилось в ответ даже с испугом, но, я взяла себя в руки... в свободную руку.
– А сейчас что... уже вечер?

– Уже утро, Евсения. Хран вернулся в сумерках, а всю ночь шел дождь и обязательно под его громоподобный храп. Но, мы с тобой все это благополучно проспали. До самого утра.

– Ну, ничего себе.

– Ты куда?

– Стахос, я уже выспалась. А вот ты пока лежи, - нависла я над мужчиной с уже перекинутой ногой.
– И еще, безуй... прямо сейчас.

– Евсения, это же издевательство. И вообще, зачем тратить драгоценный камень на почти здорового меня?
– но, я уже знала свой главный и очень убедительный довод:

– Потому что от тебя до сих пор нестерпимо пахнет чесноком. Этого достаточно?

– Вполне...
– донеслось до меня у самой двери.
– Но, я от него очень скоро избавлюсь. Так и знай!
– мне что, опять угрожают?..

Свобода... Что это такое? Наверное, это полет над всем, что когда-то тебя сковывало, а сейчас лишь беспомощно тянет вслед свои руки. А дотянуться не может. Наверное, это и есть - свобода. А еще покой. Хотя...

– Да кому он нужен, этот покой?
– даже не обернувшись на оставленный за спиной дом, без раздумий понеслась я в раскинувший прямо за изгородью свои васильковые объятья луг. А потом в его душистых травах и рухнула. Тоже, без всяких раздумий...

– Ну, ты, Евся и даешь... Аф-фх-хи. О-ох...

– Тишок... А как жить-то хорошо, оказывается, - перевернувшись на спину, раскинула я в стороны руки... и закрыла глаза.
– И как легко ды-шится.

– Ну, это, смотря кому...
– буркнул сбоку от меня бесенок.
– Лично мне от этих цветочков... Аф-фхи. О-ох. Горе мое...

– Это от беленьких? Душистых таких?

– Угу...

– Они жасминами называются. Я такие в палисаднике у тетки Теребилы видела. И пахнут так. М-м-м... Надо будет нарвать - в комнату к Стаху.

– Ну-ну. Я, конечно, и раньше знал, что ты меня недолюбливаешь, так чего хорошего тогда ждать?

– Тишок, не говори ерунды, - смеясь, отозвалась я.
– Ты для меня дружок и подельник. А еще... мужик. И вообще, молодец.

– О-о, молодец, - довольно хмыкнул бесенок и тут же "одарил" меня ответно.
– Это ты у нас - молодец. Вытащила своего "мужика" с того света. И сама при этом копыта отбросить не умудрилась.

– Просто повезло.