"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Он пошёл дальше. За бочками храпел ещё один матрос — с огромным «синяком» под глазом и засохшей на усах кровью. К убитым Махтуну и Эльшеру подходить не хотелось, но пришлось. Ланс не сумел отказать себе в желании завладеть зрительной трубкой. Кода ещё такая находка попадёт в руки? Уроженцыюжных островов натрез отказывались продавать их конкурентам. А ведьдля путешественника такая игрушка — на вес золота. Даже если жить ему осталось считанные стражи.
К счастью, морской ветер не давал роиться мухам, которые путешествовали бесплатно в трюме фелуки. Перегнувшись через релинг, Ланс поглядел направо, потом налево.
За кормой на криво-косо
Впереди же, прямо по носу увлекаемой течением фелуки, возвышались серые громады островов Святого Игга. Базальтовые скалы покрытые налётом белесой соли и чаячьим помётом, ослабленные сырыми ветрами и неутомимыми волнами, бьющими раз за разом в их неприступную грудь. У подножья скал на морской глади выделялся водоворот. Признаться честно, Ланс представлял его совсем не так. Ему казалось, что он увидит дыру, сквозную рану на лете океана. Сотни брасе в глубину и столько же в ширину, сверкающие холодные стены, мчащиеся в стремительной круговерти. Прямой путь в Преисподнюю, откуда не вырвется ни один корабль. Да что там корабль! Кит или гигантский кракен, которым нипочём течения, канули бы в таком водовороте бесследно. Но ничего подобного, ничего, что оправдало бы ожидания. Неглубокая впадина, шириной где-то в сотню брасе. Она казалась бы неподвижной, но клочья желтоватой, как несвежее бельё, пены двигались по кругу, постепенно погружаясь. Края водоворота нежно лизали заострённые, словно клыки, скалы. Расплёскивались о них, разлетались брызгами.
Фелуку неотвратимо влекло к центру водоворота.
Ланс не обманывался. Пусть природное чудо выглядит и не так ужасно, как представлялось ему, но от этого оно становится не менее смертоносным. Пройдёт совсем немного времени и «Бархатную розу» ударит о скалы, а обломки затянет под воду. Если он не погибнет сразу, пришибленный куском шпангоута или остатками мачты, вывороченными из степса[1], то он захлебнётся, поскольку не сможет выплыть, преодолевая силу водоворота, а если его и выбросит где-то — так обычно бывает, уже безжизненное тело.
Как обычно в мгновения опасности, мысли менестреля понеслись вскачь, подобно конскому табуну, напуганному степным пожаром. Если кораблекрушение чревато неизбежной гибелью, нужно встретить водоворот не на фелуке. Но и в открытом море шансы на спасение невелики — затащит под камни или на дно, итог будет одинаков. Надо придумать что-то, что не пустит под воду или, на худой конец, замедлит погружение. Ланс слышал истории о моряках, избежавших утопления, привязавшись к пустому бочонку. Правда, половину из них это не спасло. Ещё до того, как бочку прибило к суше, им обгрызли ноги
Найти верёвку не составило труда — обрубил оставшийся брас тесаком и отмотал его, освобождая киповую планку. Обвязал себя вокруг пояса, потом несколько раз обмотал конец вокруг бочки, затянул узел. Менестрель преднамеренно отставил слабину, понимая, что будет в роли грузика на поплавке. Какая ему радость с того, если он окажется под бочкой, а не рядом с ней. Лучше плыть рядом и придерживаться за неё, а верёвка нужно, чтобы течение не оторвало или пальцы, занемев в холодной воде, не соскользнули.
Теперь оставалось решить последнюю задачу — оставаться на «Бархатной розе» до последнего или прыгнуть за борт сейчас. С одной стороны, мокнуть и мёрзнуть неохота — хоть и начало осени, а вода после шторма должна быть ощутимо прохладной. Но с другой, ведь бочку может и повредить при кораблекрушении. Деваться некуда. Неудобства можно и перетерпеть. В конце-то концов, ему столько раз доводилось терпеть лишения — голодать, мёрзнуть, недосыпать неделями, что даже учёный звездочёт собьётся. Вздохнув, Ланс принялся толкать бочку к пролому в фальшборте. Мог бы и покатить, если бы раньше не опутал её верёвкой.
После первый пяти шагов альт Грегор понял, что погорячился, выбирая бочку побольше. Ну, он же думал, прежде всего, о непотопляемости, а не о том, что придётся двигать её по палубе. Шаг, ещё шаг… Тесак пришлось сунуть за пояс, поскольку понадобились обе руки. Пролом приближался слишком медленно, а спина между лопатками уже взмокла.
— Эй! Ты куда? — удивлённый возглас за спиной заставил обернуться.
Один из перепившихся вчера айа-багаанцев стоял на четвереньках и ошалело тряс головой.
— Куда надо! — бросил менестрель и снова упёрся в бочку.
Но моряк не отставал. Полз следом, будто похмельная черепаха, и занудно бормотал:
— Постой… Подожди меня… Куда собрался?.. Постой…
При этом благоразумно держался позади. Достаточно далеко, что Ланс на мог ни ударить тесаком, ни пнуть ногой. Желание избавиться от навязчивого спутника боролись в душе менестреля с врождённым человеколюбием — он никогда не стремился во что бы то ни стало расправиться с поверженным и униженными противником, а ведь айа-багаанец ничего дурного ему не сделал. Мог бы, наверное, но Вседержитель уберёг. Теперь матрос — молодой парень, не старше двадцати лет, смуглый и курчавый — вызывал исключительно жалость. Но и спасать его Лансу не хотелось. Себя бы спасти, а вешать себе на шею похмельного, слабо соображающего спутника…
Вот и долгожданный пролом!
Обхватив бочку руками, Ланс толкнул её от себя и с громким плеском обрушился в море. Когда погружаешься первый раз, вода всегда кажется холоднее, чем на самом деле. Так и сейчас — менестрель сдавленно охнул, когда мокрая одежда облепила его тело, а сапоги наполнились. Оттолкнув от себя бочку, но придерживаясь за неё, он вынырнул и огляделся.
Невысокий борт «Бархатной розы» величественно проплывал вперёд по направлению к острову. В проломе виднелись выпученные глаза и открытый рот матросика.