Фавор или Бабушкин Внук (сборник)
Шрифт:
– Сэр, вы правы! – подхватила Оля, забыв на миг про свой страх.
Улыбка скользнула по ее перепуганному лицу, и, вероятно, этот момент можно считать отправной точкой ее карьеры в Америке.
…Каждый понедельник с утра Сай Морс раздавал сотрудникам задания и в течение недели никого не беспокоил, рассчитывая на понимание со стороны подчиненных. Когда изредка по какому-то вопросу Оля входила к нему в кабинет, то заставала Сая с неизменной сигарой в зубах. Он откладывал в сторону какой-то журнал и добродушно спрашивал: «В чем дело?» Секретарша Дэби, совершенно случайно оказавшись в этот момент
Сай Морс собственноручно принес и водрузил на Олин стол магнитофон: «Под музыку работать веселее. Диски выбери сама, советую блюзы». Оля все же предпочла музыку из любимых опер и балетов.
………………………………………………………………………………
– Крупные неприятности! Где отчет по возвратам? – в дверях стоял мистер Марк Пинхус.
– Я же вам только что отдала этот отчет, – процедила Оля, снимая наушники. «Боже, откуда он взялся на мою голову?!»
Мистер Марк Пинхус сменил Сая Морса. Однажды в «черную пятницу» позвонили из главного офиса и сообщили, что Сай уволен. С завидным спокойствием мистер Морс прошел по всем кабинетам и попрощался с сотрудниками. Оказалось, что самым беззастенчивым образом Сай надувал начальство, утаивая данные о расходах. Все раскрылось, когда нагрянула аудиторская проверка и обнаружила недостачу в десять миллионов долларов!
Кресло в кабинете начальника занял Марк Пинхус.
Мистера Пинхуса объединяли с предшественником лишь национально-географические корни – его дедушка до революции тоже держал обувную мастерскую в Одессе. Во всем остальном эти потомки двух славных одесских обувщиков были героями разных романов. Безотчетный страх, который отряхнул со своих ног в Нью-Йорке дед Пинхуса, попал на штиблеты его внука. Вечно перепуганный, Пинхус носился по кабинетам с одним и тем же отчаянным возгласом: «Крупные неприятности!» Смена босса сказалась во всем – начиная с бесконечных пустопорожних собраний и заканчивая переменой стиля одежды: со свободного – на официальный. Вместо джинсов и футболок отныне следовало облачаться в деловую тройку. Все неудобства этого стиля Оля ощутила с приходом зимы: колючий ветер задувал под полы пальто, и никакие колготки не помогали. Замерзшая, она вбегала с морозной улицы в офис и спешила в свой теплый кабинет, наскоро поздоровавшись с секретаршей Дэби, которая тихо увядала в наглухо застегнутом черном жилете...
Оля снова надела наушники, подключенные к магнитофону: пальцы забегали по клавиатуре, а ноги под столом стали тихонько отстукивать ритм из «Кармен». Она прекрасно знала каждую мелодию, каждую сцену из этого балета. Еще бы! Впервые увидела «Кармен», когда Большой театр гастролировал в Киеве. Дед Иван чудом раздобыл билеты и повел в театр свою тринадцатилетнюю внучку.
...В партере ночь, нельзя дышать. Раскрыв от изумления рот, Оля смотрела на освещенную сцену, где Кармен – жгучая, сильная, – убегала от стражи, скрывалась, изменяла, любила – и оставалась свободной!
После спектакля Оля не шла – летела над асфальтом, усыпанном белыми цветками каштанов. На ней было светлое платье с тоненьким пояском и туфли с блестящими пряжками. Голова кружилась от звуков и запахов, в случайных прохожих
ххх
Жан Луи ушел с обеда, и в офисе царило беззаботное оживление. Сотрудники чаще обычного выходили на перекуры, громко болтали, смеялись.
– Серж, есть новости, – Стефано пододвинулся поближе и загадочно улыбнулся. – Вчера в секс-шопе я познакомился с такой мадам... По-моему, она русская, хотя уверяет, что чешка. Врет, я ведь русских хорошо знаю. Я сделал ей предложение. Но она за сто баксов не согласна. Просит триста. Я сказал, что больше ста пятидесяти не дам. Как считаешь, может, уступить и дать ей двести? Ты бы только на нее посмотрел, все – аль натюрель.
Сергей как будто задумывается:
– На твоем месте я бы поторговался. Пусть уступит. Скажу тебе, как опытный Вальмон юному Ловеласу: русскую женщину одним долларом не возьмешь. С нею нужно говорить ласково, на языке чувств.
– Серж, ты – знаток женского сердца, твоя родина – Франция!
– А твоя – Россия!
– О, нет, пардон.
Оба смеются. Лоренс сидит напротив, поволакивает темными глазами.
– Лоренс, поедешь с нами в Париж? – спрашивает Сергей.
– Конечно. Когда вылетаем?
– Скоро. Назначаю свидание на Монмартре.
– Мерси боку. Надеюсь, ты не забыл, что в пятницу идем в ресторан отмечать мой день рождения. Не знаю, как быть: сразить публику декольте или убить разрезами?
– Ты неотразима во всем.
– О-о, Серж, «ке седюсер тю а», какой ты соблазнитель, однако.
…В шесть часов все ушли. Кроме Лоренс. Сергей тоже остался. Делал вид, что работает. Лоренс сидела напротив и заманивала клиентов в свои телефонные силки. На ней был черный пуловер с глубоким вырезом, на смуглой шее блестела золотая цепочка.
С клиентами она говорила на французском, но при необходимости переходила на английский, которым владела свободно, куда лучше своих франкоговорящих коллег. Лоренс имела свой особый профессиональный стиль: не спешила огорошить клиента липовыми льготами компании, а как бы заводила с ним личную беседу. Порою спорила, капризничала, улыбалась, и тогда на ее левой щеке появлялась ямочка. Иногда, отложив ручку, запускала пальцы в свои густые волосы. Она умела держать марку, и если клиент соглашался, ничем не выдавала своего ликования. Лишь усмешка – то ли невинная, то ли коварная – играла на губах.
Сергей подолгу смотрел на нее. Когда их глаза встречались, Лоренс вскользь ему улыбалась и быстро отводила взгляд.
4
Дома Оля надела черное шелковое платье и стала перед зеркалом. Приталенное, чуть ниже колен, новое платье облегало ее стройную фигуру, неглубокий вырез приоткрывал тонкие ключицы. Накинула на плечи красный шарф, поправила волосы, приосанилась. Затем скрутила шарф на голове чалмой. Потом, как сельская девка, повязала косынкой и надула щеки. Рассмеялась и, все с себя сбросив, побежала в ванную.