Фазы неизбежности
Шрифт:
— Почему в Зальцбурге? — озадаченно спросила Дарэм, решив прочие откровения виконта оставить вовсе без комментариев.
— Альфред, судя по его жилищу, совсем не богат, — уже несколько серьезнее откликнулся Герберт. — В его владении три комнаты под стрехой, и на все три комнаты только одна кровать. В которой, замечу, спала его юная супруга. Знаешь, Нази, третий в постели отнюдь не всегда является лишним, но только не в этом случае! К тому же, у отца в Зальцбурге есть вполне удобная квартира…
— У вас есть квартира в Зальцбурге?! — перебила женщина, с изумлением глядя на графа.
— Да, у меня есть квартира в Зальцбурге, — невозмутимо согласился Кролок. — И небольшой дом в Кембридже. И все
— Так вам вообще интересно или нет? — заметив, что внимание собеседников с него переключилось на некие отвлеченные вопросы, Герберт слегка повысил голос и продолжил: — Как я и говорил, там мы пробыли почти до самого рассвета, и из природной стеснительности я, пожалуй, опущу подробности того, чем именно мы были заняты. Но, возвращаясь к твоим мерзким подозрениям, Дарэм, все с его разумом будет в порядке! Разве что голова поболит несколько дней, ну да, все лучше, чем если бы я ему воспоминания о наших веселых развлечениях оставил, не так ли? Этот юный семинарист абсолютно не искушен и не осквернен пороком, так что, не удивлюсь, если прочие временные физические неудобства по пробуждении он спишет на что угодно, кроме того, чем они вызваны на самом деле.
Герберт скабрезно усмехнулся, слегка разведя руками.
О том, что он терпеливо ждал, пока утомленный, разомлевший от удовольствия Альфред не уснет, доверчиво пристроившись щекой на его груди, и лишь потом, действуя аккуратно и мягко, битый час перестраивал его память, не рискуя вмешиваться столь серьезно в работу бодрствующего сознания, виконт предпочел умолчать. Предпочел умолчать он и о том, как вернулся в Кенигсбергскую квартиру Альфреда с ним самим на руках едва ли не с первыми лучами солнца, потратив десять драгоценных минут, чтобы уложить юношу в постель рядом с крепко спящей Сарой. И лишь после этого, чувствуя, как с каждой секундой утекают остатки жизни из его собственного тела, шагнул в замковый склеп. Мальчишка бы не пережил. Еще бы! С его-то наивностью, честностью, «правильностью» и чистой любовью к супруге, даже тень воспоминаний о случившемся навсегда бы отравила его существование. И Герберт, со своей стороны, сделал все возможное, чтобы этого не случилось. Хотя бы в качестве платы за эти несколько часов, в которые одурманенный, обманутый Альфред был уверен, что любит именно его. Однако таких подробностей ни отцу, ни Нази о виконте фон Кролоке знать было не обязательно.
— Ну и, в качестве дижестива… Ни черта твоя теория, Дарэм, не работает! — торжественно и ехидно заявил он. — Активную ментальную связь, как ты и просила, я обеспечил наилучшим образом, все остальное тоже было на уровне, но… Нет, я чувствую в себе понятный прилив воодушевления, и из-за него даже голод как будто кажется слабее, однако никакого энергетического подъема. Ни-ка-ко-го. Так и знай. Впрочем, не буду врать, будто я не получил удовольствия… так что спасибо вам, матушка, за ваши гениальные теории! Будут еще подобные, дайте знать — и я с готовностью пожертвую собой во благо прогресса!
После ухода Герберта, заявившего, что, раз на поиски новых амурных приключений пока отправлять его никто не намеревается, он, пожалуй, найдет себе занятие повеселее, чем созерцание их с Кролоком постных лиц, Нази некоторое время молчала, задумчиво вертя в пальцах графскую перьевую ручку.
— Ты же не думала, в самом деле, что за какой-то месяц сможешь решить вопрос, который пока никому не удалось решить за несколько тысяч лет? — глядя на ее хмурое, сосредоточенное лицо, спросил граф.
— Честно говоря, нет, — призналась Нази. — Мне вообще кажется,
— Верно, — согласился фон Кролок, мягко отобрав у Нази ручку и принявшись постукивать ей по столу. — Если бы все на свете считали, будто решать вечные проблемы должен кто-то поумнее, чем они, человечество давно бы вымерло, не находишь?
— Знаете, что самое забавное? — спросила Дарэм и, не дожидаясь ответа, сказала: — В глубине души я испытываю просто колоссальное облегчение от того, что этот путь оказался ложным, и эксперимент с треском провалился. Сама же с пеной у рта вам доказывала, что ради сохранения человеческих жизней можно пойти на компромисс с собой, и…
Махнув рукой, она замолчала — все и так было предельно ясно. Граф фон Кролок внимательно смотрел на нее через стол с легкой, едва заметной и чертовски понимающей полуулыбкой, которую Дарэм почти ненавидела. Или почти любила — зависело от точки зрения.
Всегда рядом и всегда в полушаге, сделать который было, пожалуй, гораздо труднее, чем пробежать марафонскую дистанцию. И гораздо страшнее.
— Иногда разного рода нравственные сделки и впрямь уместны. Что греха таить, становясь вампирами, мы так или иначе идем на некий внутренний компромисс со своей человечностью, совестью и даже честью, — негромко заметил Кролок и уверенно добавил: — Однако, бесценная моя Нази, существуют ситуации, в которых торг не уместен. И эта, без сомнений — одна из них.
Комментарий к Фаза 4. Торги
1) Опубликованный в 1819 году рассказ “Вампир” за авторством Джона Полидори был первым литературным творением, по-настоящему романтизировавшим образ бессмертного кровопийцы, представив его не как монстра, а как утонченного “томно-бледного” аристократа. Рассказ этот в свое время приобрел бешеную популярность, не в последнюю очередь из-за того, что изначально авторство приписывали лорду Байрону, который лишь натолкнул Полидори на нужную идею.
========== Фаза 5. Принятие ==========
Так уж вышло, что некромантов, в силу профессии, сложно было назвать людьми социальными, чему отношение к ним в цивилизованном обществе только способствовало. В самом лучшем случае его можно было охарактеризовать как «почтительно-настороженное». В худшем — как «неприязненно-боязливое». И в зной, и в холод закованные, точно в доспехи, в темно-серые или черные одеяния, они вызывали у большой части населения — особенно у низшего сословия — весьма неоднозначную реакцию. Каких только в народе не ходило небылиц о царящих в Ордене порядках! Некромантам приписывали постоянную практику человеческих жертвоприношений, устроение массовых оргий, поклонение Дьяволу, всяческие зверства, чинимые ими в глубоких подземельях орденских цитаделей и прочее безбожие. И никакие увещевания церковников, которые, при всей своей нелюбви к «конкурирующей организации», прекрасно сознавали, что на благословениях, молитвах и воскурении благовоний против прорвавшейся из-за грани нежити долго они не продержатся, никакие директивы светской власти, официально признававшей заслуги Ордена перед государством, не могли сломить веками формировавшейся народной молвы. В глазах простых обывателей некроманты и нежить считались явлениями одного порядка — разве что вторые, несмотря на богомерзкую свою природу, приносили ощутимую пользу, изничтожая первую. Зато и подозрения, будто некроманты — такое зло, что его даже нечисть боится, от этого только крепли.