Феномен 404

Игнатов Дмитрий Алексеевич

«Зануда!»— повторяет Агния, возвращая меня к действительности. К нам приближается забавный пазик, со всех сторон заваренный антидроновыми решётками. И с парой антенн глушилок спереди, словно усики большого жука. Кого-то он мне напоминает… Этот водитель.

«Ты снова что ли?— окончательно узнаю я старого знакомого, когда тот распахивает перед нами дверь.— Как тебя там?…»

«Кирюшка!»— искренне радуется Агния, заползая в автобус. Водила широко улыбается в ответ.

«Знаешь, как его зовут?»— удивляюсь я.

«Тоже знал бы, если бы не был таким букой!»

Агния устраивается на заднем ряду сидений, протянувшись через весь салон. Я сажусь на боковое место у двери вполоборота к водительскому месту.

«Кирилл, значит…»

«Угу!»—

кивает шофёр. На этот раз он одет в полевой пустынный пиксель без каких-либо нашивок.

«Тебя что ли окончательно с вертолёта за баранку приземлили?»

«Шуточки, да? Весело? Пешком сейчас… По дороге с облаками…» — ржёт бывший вертолётчик. Агния подхихикивает сзади.

«Оба!— весело оборачивается Кирилл.— Топ-топ ножками… И всем остальным!»

Автобус трогается места. Облокотившись на плоский отсек с движком, покрытый каким-то клетчатым пледом, я смотрю в окно на жёлто-серые поля сухой травы и чистое голубое небо. Только два небольших облачка. Восточный ветер гонит их на запад. И действительно… По дороге.

* * *

Кто-то сказал, что война никогда не меняется… Ну уж нет. Война сильно поменялась. Особенно за последнее время. Что было её целями прежде? Пища. Богатство. Расширение жизненного пространства. Власть. Вера в своих богов. Насаждение своего образа жизни. Распространение своих идей. За них убивали и умирали. То и другое считалось доблестью, покрывая человека неувядаемой славой.

И каждый раз всё решалось при помощи силы оружия. Человек слабее человека с палкой. N меньше N + 1. Из этой простой формулы по закону индукции вытекает вся гонка вооружений. Весь научно-технический прогресс. От идеи соединить палку и камень до слияния атомных ядер. Казалось бы, этот предел и должен был положить всему конец. Но гарантированное взаимное уничтожение не сделало человека гуманнее. Вопреки нравоучениям проповедников, страх не очищает душу. Просто она становится изворотливее. Как змея… Грозя перстом одной руки и пророча адские муки, другой ты выписываешь индульгенцию от ада. Так что человек, конечно же, не захотел умирать. Но это ещё не значит, что он расхотел убивать. Тем более, что помимо запуска ядерных ракет, современный мир предоставляет возможность утолить жажду крови множеством способов. В различных ценовых категориях. От всем интересных компьютерных игр до прокси-войны в никому не интересной африканской стране. А это значит, что наравне с продажей и покупкой бананов можно покупать и продавать войну. Экспортировать и импортировать войны.

В этот момент из способа достижения целей война превратилась в самоцель. Оказалась отчуждена от изначальных задач. Стала симулякром. Товаром. Медиапродуктом.

На словах мы, как и раньше, сражаемся за своих богов, свой образ жизни и свои идеи. Это по-прежнему доблестно и славно. Вот только никто не хочет заканчивать. От этого всем будет только хуже. Холдинг понял это раньше многих. Поэтому и создал меня. И человека, и оружие. Единство и противоположность. И теперь я намного опаснее ядерной бомбы. Потому что существую не для победы или поражения. Прекращать никак нельзя. Зачем? Ведь шоу должно продолжаться. Людям оно нравится. Хотя намного страшнее, что оно нравится ей…

Агния возвышается над развалинами какого-то строения. Сами собой расплётшиеся чёрные волосы извиваются на фоне серого неба. Что тут было прежде? Вроде какая-то придорожная кафэшка. Пока славные «воины света» не пришли и не устроили свой опорник. Что случилось с хозяином? Был ли он заряжен насранным в голову пропагандистским говном и сам предоставил им позицию? Или оказался согнан со своего места «волелюбным» поджопником?

А может, в самом лучшем случае, закрыл всё на замок и сам давно покинул эту местность? Это уже не важно.

Куски стен, упавшие стропила и фрагменты обвалившейся кровли, оплетены жгутиками расползающейся ризомы. Повторяя ритм сердечных сокращений, по ним пробегают пульсации. Разросшаяся чёрная грибница уже незаметно проникла в почву на многие сотни метров вокруг. Она заполняет сливные коллекторы, проползает под вспучивающимся асфальтом, протискивается в щелях тротуарной плитки.

Все, кто не остались под завалом, пытаются скрыться в прилегающих дворах. Один неосторожно наступает на люк, через отверстия в котором уже проросли рецепторы. Ловушка срабатывает моментально. Биомассе внутри требуются доли секунды. Чугунный блин подскакивает вверх вместе с испуганным солдатиком. Восемь щупалец с острыми шипами цветком раскрываются под импровизированной тарелкой. Кушать подано. Солдатик орёт. Его приятель даёт в люк автоматную очередь. Чёрная жижа летит в стороны. Но уже слишком поздно. Кровожадные лепестки смыкаются на человеческой плоти, впиваются остриями в кожу, принимаясь заживо переваривать свою добычу. Утаскивают истошно вопящего человечка под землю.

Зависший в сотне метров шестимоторный дрон Холдинга беспристрастно снимает всё это месиво. Очевидно, маркетинговый отдел всё-таки прогнул штабных — трансляции снова ведутся. Сейчас сотни тысяч зрителей наблюдают за представлением онлайн. Многие безошибочно узнают почерк Агнии. Ну, разумеется! Девушки любят цветы. Что по этому поводу писал Бодлер? Вряд ли фолловеры проведут аналогию. Просто поставят лайк.

Оставшийся вояка стоит остолбенев. Не моргая дико выпученными глазами, раз за разом жмёт на курок опустевшего автомата. Бессмысленно смотрит, как по тротуару к нему подползает бурлящая биомасса. Я действую по старинке. Мне даже отчасти жалко его… Что ж ты не бежишь, дурачок? Так ведь совсем неинтересно. Чёрная субстанция быстро обволакивает берцы, ползёт выше. Боец падает на асфальт, корчась от боли. Обе ноги по колено оказываются обглоданы до костей. Молодой парень — лет двадцать, не больше — с жёлто-голубым шевроном на рукаве наконец-то делает попытку отползти. Сучит коленями без мышц, но только скребёт костяными пятками, не в состоянии оттолкнуться, пока ризома неторопливо поглощает его снизу вверх.

Его приятелей, успевших удрапать дальше, беснующаяся биомасса настигает у подъезда раздолбанной хрущёвки. Тонкие ленты, похожие на плоских червей, вырываются из решётки для чистки обуви. Обездвиживают и шинкуют свой обед. Человеческие тела, с влажным хлюпанием, разъезжаются на тонкие слайсы. В дворовую пыль выпадают чьи-то сизые кишки. По сути всё уж кончено. Мне теперь тоже, в общем-то, некуда торопиться.

В клубке вьющихся нитей я подхожу к безногому солдату. Он источает запах страха и моего пищеварительного сока. Широко распахнутые глаза и рот застыли в жуткой гримасе. Крик сменился булькающим хрипом. Рука сжимается, силясь поднять запасной рожок. Я отталкиваю его подальше носком ботинка. Солдат разочарованно стонет. Смотрит на меня умоляюще.

«Застрелиться хотел?— спрашиваю, он слегка кивает в ответ.— Понимаю… Убивать веселее, чем умирать. Правда?»

Он уже не может мне ответить, но я знаю ответ. Присев на колено, я осторожно беру его за шею. Послушная ризома тонкой змейкой спускается по запястью, отделяется от пальцев, забирается в открытый окровавленный рот, быстро взрезая спинномозговой канал, проникает в голову. Теперь солдатик уже ничего не чувствует. Ни как опорожняется его череп. Ни как внутрь проваливаются глаза. Ни как из пустых глазниц на растворяющееся лицо выползают кровавые червеообразные отростки. Я уже вижу его оголившийся скальп, но не убираю руку, пока совсем не перестаю ощущать ладонью пульс. Всё. Теперь всё. Ризома продолжает обгладывать его тело, насыщая моё. Пищевая цепочка в очередной раз завершилась так, как ей положено.