Философский дневник

Толстой Лев Николаевич

в неизвестном ему месте с лопатой в руках и подле недокопанной, но начатой, выходящей из недоступного отдаления канавы. Кто-то

властвующий над ним, очевидно, хочет, чтобы он продолжал той

лопатой, которая дана ему в руки, начатую работу. То же испыты-

вает и человек, являющийся в этот мир и входящий в обладание

своего разума: он не может не сознавать, что кто-то хочет от него

то, чтобы он своим разумом продолжал начатую в этом мире ра-

зумную работу.

12

сентября 1907. Я. П.

Таков один, с одной стороны, ответ на вопрос о том, что де-

лать человеку во время прохождения его в этом мире от одного

несуществования к другому?

Другой, с другой стороны ответ на тот же вопрос, еще более

ясный и, если можно так сказать, еще более несомненный, это

то, что живу я в этом мире для блага, для блага и ни для чего

иного, как только для блага. И говорит мне это уже не разум, не

320

случайные мои рассуждения, наблюдения, а не переставая все

существо во все время моей жизни. —

Ответ этот так прост и ясен, так сознается всегда и всеми, что

он должен бы был быть принят всеми и никем никогда не оспари-

ваем. На деле же выходит то, что ответ этот признается справедли-

вым только детьми и самыми простодушными людьми; люди же

взрослые, думавшие и наблюдавшие жизнь, признают этот ответ

несогласным с разумом и наблюдением, — именно то, что люди, полагающие цель своей жизни в благе, не только не достигают его, но большей частью становятся несчастными. Что же это значит?

Неужели признать, что та сила, которая ввела меня в жизнь, кото-

рая обусловливает мою жизнь, вложила в меня, во всех нас неист-

ребимую, всегдашнюю потребность блага только для того, чтобы

обмануть, измучить нас, заставить нас стремиться к тому, чего мы

не можем достигнуть? Неужели основные начала души: разум и

желание блага противуположны друг другу, исключают одно дру-

гое? Этого не может быть, — всегда отвечало и не может иначе

отвечать сердце человеческое. И действительно, этого никогда не

было, не могло и не может быть. Разум и желание блага не только

не противуположны друг другу, не исключают одно другое, а, на-

против, немыслимы одно без другого, дополняют одно другое.

Дело в том, что они кажутся несогласимы только тогда, когда

извращено понятие желания блага, приписываемого личности; из-

вращен и разум, когда он признает возможным такое благо. Извра-

щено понятие желания блага, когда цель этого желания представля-

ется в благе личности. Благо это немыслимо при неизбежности не

только смерти, разрушающей всякую возможность блага

личности, но при существовании борьбы за существование во всех ее видах, при существовании физических страданий, болезней... И эта невоз-

можность была бы совершенно очевидна, если бы обман не под дер-

живался извращенным разумом, который самыми разнообразными

изворотами не старался бы или скрыть эту невозможность, или оп-

равдать ее. Так оправдывают эту невозможность все учения о буду-

щей загробной жизни и вытекшие из этих религиозных учений (хотя

и отрицающие их) философские учения о нравственном долге (Кант

и его последователи). Так же стараются скрыть эту невозможность

учения эпикурейские, позитивистов и тех, которые отчаиваются в

жизни. Скрывают эту явную невозможность блага личности, кроме

рассуждений извращенного разума, еще и самые грубые и про-

стые средства разжигания страстей и притупления, даже искус-

ственными средствами (одурманивающими веществами) разума.

321

21 Зак 3160

Так что кажется невозможным благо и противоречивым это же-

лание блага в человеке с его разумом только потому, что извраще-

ны и понятие блага, и разум человеческий. Извращено желание

блага тем, что основное, главное, составляющее жизнь человека и

неистребимое в нем желание блага не есть желание блага для сво-

ей телесной личности, — оно кажется только таким при неразви-

том и извращенном разуме, — а есть желание блага себе, своему

духовному существу, тому существу, которое человек сознает не в

одном себе, но во всем живом и особенно сильно и живо в таких

же, как он, людях. Желание же блага своему духовному существу, сознаваемому человеком во всем живом, проявляется в человеке

любовью. И потому истинное благо человека есть то благо, кото-

рое он находит в любви, в том чувстве любви, которое он сознает в

себе, которое дает ему счастье и которое он может бесконечно уве-

личивать и в увеличении которого и в пользовании которым никто

и ничто не может ему препятствовать, в котором человек чувству-

ет себя всемогущим, в котором сливается, соединяется с тем Нача-

лом, которому он приписывает свое существование. Таково извра-

щение понятия блага. Извращение же разума состоит именно в этом

не только непонимании того, в чем истинное благо, но в призна-

нии кажущегося блага личности за настоящее благо, в признании

возможности блага где-то за гробом или здесь, в этой жизни, для

человеческой личности. —