Folie a Deux

Шишина Ксения

— Разве он не знает, кто ты есть?

— Знает. Просто всё сложнее, чем кажется…

— Тогда решай сама, Моника, и перезвони мне как можно скорее.

Пытаясь отвлечься от необходимости сделать выбор, я занимаю себя готовкой, но всё равно мысленно снова и снова возвращаюсь к предложению, которое точно не делают каждый день. Вечер наступает раньше, чем мне случается морально к этому подготовиться. Меня тревожит всё без исключения. Райан, его состояние, изменилось ли оно к лучшему, или после целого дня управления компанией Андерсон станет ещё более далёким. Я начинаю склоняться к этому, когда в начале восьмого его по-прежнему

нет. Понимаю, что, возможно, случилась некая неприятность, вызвавшая необходимость задержаться, чтобы урегулировать проблемы, но всё равно не могу абстрагироваться. Надеюсь на звонок или сообщение, пока не решаюсь впервые написать ему сама.

Извини, если это неправильное время, и тебе сейчас не до меня, но просто скажи, что ты в порядке. Мне тебя ждать?

Слёзы дождя, начавшегося ни с чего, полностью покрывают окно снаружи к тому моменту, когда приходит ответ.

Нет. Везу детей домой. Кэтрин не забрала их после футбольной тренировки. Оказалось, что я уже должен начать привыкать к тому, что отвезти и привезти мальчиков иногда будет всецело моей заботой. Я не против, и я был бы там, если бы она вела себя цивилизованно. После я, скорее всего, буду зол. Поверь, я не нужен тебе в таком состоянии.

Он не может этого знать, но он нужен мне в каком угодно состоянии. Пьяным, трезвым, грустным, уставшим, раздражённым, чувствующим ярость, здоровым, богатым… или бедным и больным… не имеет значения. Я приму его всегда.

Это неважно. Просто приезжай. В любое время. Даже если злым. Я приготовила ужин. Запечённую курицу с яблоками.

Я люблю курицу.

Это значит, что ты приедешь?

Да. Но ты поешь без меня. Я помню, ты стараешься не есть слишком поздно.

Нет, я дождусь.

Звонок в мою дверь раздаётся около девяти часов. Я открываю её и первым делом замечаю воду. Много воды, стекающей с волос по совершенно мокрому лицу в направлении не менее влажной одежды. На полу под мужскими ногами уже возникла небольшая лужица, будто Райан стоял снаружи моей квартиры какое-то время прежде, чем всё же нажал на кнопку. Он переступает порог, кажется, затратив на это последние силы. Я прикасаюсь к ткани распахнутого пальто, чтобы как можно быстрее снять верхнюю одежду.

— Почему ты весь мокрый?

— На улице идёт дождь. Ты разве не знаешь? — зубы ударяются друг о друга со звуком, характеризующим дрожь, пока Райан говорит это и одновременно прикасается к моим бокам. Его руки трясутся так же, как и он сам. Лицо и губы бледнее, чем обычно, словно частично обескровлены, и всё вместе это производит на меня болезненно-удручающее впечатление. Грудная клетка почти не расправляется, даже когда я делаю вроде бы глубокие вдохи. В ней поселяется тяжесть. Будто организму не хватает кислорода. — Я шёл некоторое время пешком прежде, чем удалось поймать такси.

— Такси? Ты приехал не на своей машине и без охраны?

— Мой водитель и телохранитель живут этажом ниже. Я не стал дёргать их, чтобы позже им не пришлось проделывать обратно тот же путь. Не переживай, Моника. Дождь не такой уж и холодный, — он снимает с себя ботинки и стремится прижаться ко мне будто в доказательство того, что я слишком драматична и говорю чрезмерно беспокойным голосом, когда погода снаружи на самом деле не такая уж и плохая, но я уже фактически не слушаю. Лишь беру Райана за левую руку и веду его за собой в ванную комнату, где

включаю воду и усаживаю Андерсона на бортик.

— Я принесу полотенце. Ты сможешь раздеться самостоятельно?

— Для тебя всегда смогу, — слышу я и созерцаю то, как уголки губ пытаются изобразить улыбку, и во многом им это удаётся. Тем временем ноги Райана лишают меня всякой возможности к отступлению. Что бы он ни говорил, ткань брюк в их нижней части совершенно прохладная, и когда она примыкает к моим обнажённым лодыжкам, застигнутая этим фактически врасплох, я интуитивно хватаюсь за мужские плечи, будто тем самым смогу отгородиться от дождевой воды, промочившей материал насквозь.

— Я серьёзно, Райан. Ты можешь заболеть.

— Но ты ведь будешь варить мне суп и вылечишь меня? Или даже с температурой мне придётся ехать к родителям или сестре?

— Не придётся, — качаю головой я, одержимая печалью, что, может быть, об этом мужчине уже слишком давно не заботились так, как должно. Или так, как ему бы хотелось, несмотря на всю внешнюю независимость.

Я прикасаюсь к влажному подбородку с поблёскивающими в электрическом свете каплями осадков и стираю некоторые из них большим пальцем правой руки. Райан нервно сглатывает, смотря в мои глаза, и желание сделать для него что-то хорошее возрастает во мне буквально по экспоненте. Особенно когда он убирает свои ноги прочь от моего тела и просто говорит:

— Ты вся дрожишь. Должно быть, я, и правда, ледяной.

— Снимай с себя всё и залезай в воду. Я сейчас вернусь.

— Нет, не уходи. Прими ванну со мной. Пожалуйста, Моника, — слегка сиплый из-за дождя голос звучит с очевидной мольбой. Не думаю, что Андерсон умрёт без меня за те несколько минут, на которые я отлучусь, но он прикасается к моим шортам через ягодицы, тесно и сильно прижимает к себе, склоняется к ничем не скрытой шее над горловиной свитера и посасывает чувствительный участок кожи близ моего левого уха, и фразы вместе с действиями проникают в самую душу. Врезаются в тело непреложной истиной. Настолько слова тверды в каждой букве и отдельном слоге. Сердце понимает, что я не смогу уйти даже ненадолго и оставить мужчину одного, раньше моего мозга, приходящего к тому же самому выводу с небольшим опозданием.

Мы раздеваем друг друга, мокрые вещи Райана вступают в контакт с моей сухой одеждой, образуя во многом неряшливую кучу на напольной плитке, но мне всё равно. Я не могла себе и представить, что когда-нибудь он будет полулежать в моих объятиях, устроив голову в выемке ключицы, и выводить на моей коже словно какие-то фразы. Хотя это наверняка обманчивое впечатление, я всё равно смотрю на его правую ладонь на своём правом бедре, на особенно выпирающие при движении костяшки и аккуратно подстриженные ногти на красивых пальцах. Даже они завораживают меня. Делают несбыточной саму мысль о том, чтобы отвести взгляд. Видеть возвращение естественного цвета к продрогшей коже успокаивает. Не знаю, сколько точно проходит времени, пока уровень воды поднимается всё выше и выше, достигая моей груди, но даже спустя все эти минуты Райан так и не останавливает себя в том, что касается будоражащих, ласковых прикосновений, ощущающихся словно первые. Во всех смыслах я уже просто плыву по течению и чувствам. Без сопротивления и с готовностью быть ведомой, безбрежно отдаваться и вручить свою жизнь навсегда, и неважно, куда меня поведут.