Фрейлина
Шрифт:
— Вы помогли мне? Благодарю вас, — помнила я уже все.
— Fraulein Schonurova, когда будете способны держать перо, найдите способ сообщить мне об этом. Herr Мандт, прошу вас держать произошедшее в тайне.
— Мне не привыкать, herr prinz. Хотя полагаю… то, что вы несли фройляйн на руках через весь парк, уже не является тайной ни для кого, — слегка поклонился тот и с достоинством удалился.
— Что я должна буду писать? — нервничала я.
— Прошение на имя императрицы. Когда фрейлина желает выйти замуж, разрешение на это должна дать ее покровительница. Доктор утверждает,
— Да… он именно таков, — протянула я, сканируя его взглядом.
Ирма стояла в ногах кровати, поджав губы и сложив руки на животе.
— В чем дело, почему вы не выполняете распоряжение врача? — холодный голос вымораживал, заставив и меня поежиться. Мокрая ветошь на лбу казалась лишней. Я сняла ее, тоже глядя на Ирму.
— Я не могу уйти, оставив вас наедине с барышней, — объяснила она. Мужчина кивнул.
— В таком случае жду известий. Дальше к вам подойдет писарь и поможет составить прошение. Подадим его завтра, вместе. Отдыхайте, Таис.
— Я все правильно поняла, барышня? — зашептала Ирма, подходя и склоняясь к моему уху.
— Кхм… Фредерик Август… herr prinz… Он просил моей руки — предварительно, и я ответила согласием.
— Ирма, иди уже! Неси еду, — вместе с громким всхлипом раздалось от двери.
Анна пропустила горничную к выходу и бросилась ко мне обниматься. Звонко расцеловав в обе щеки, жарко зашептала в ухо:
— Это знак — счастье нельзя упускать, если оно нашлось! Ты любила и не упустила, не упущу и я. Есть он — Николя… Николай Новицкий. Но он всего лишь эст-юнкер — папане согласится никогда. Никогда! Я пойду против его воли, и ты не выдашь меня — знаю. Сейчас же дам знать Николя — я согласна! Рядом с ним я так покойна, Таис! Только с ним одним. Он веселый, легкий… и добрый. Венчаемся тайно и пускай проклянут… но с ним я будто ребенок, Таис, с ним я любимый ребенок подле родного человека. У меня только ты сейчас, — выдохнула она, — никого более… благослови! — опустилась вдруг она на колени, совсем скрывшись за кроватью.
О, Господи…
Я потрясенно смотрела на руки, вцепившиеся в простыню побелевшими пальцами. Перекрестила их, прошептав пожелание счастья. А потом и заплаканное лицо, с улыбкой появившееся перед глазами.
— Расскажи — когда ты только успела, как?
— А ты? Я, как и ты… дождусь горничную и пойду. Я так счастлива, уже так решительна, Таис! Не бойся за меня — я знаю о чем ты внезапно подумала, но это не так — он не обманет. Он лучший из людей…
Ирма с едой спасла меня от эмоционального водопада, а то уже перебор — мне в свое бы поверить.
Аня ушла, а я села в кровати, приняв на колени поднос с молочной кашей. Меня не раздевали, только расслабили шнуровку, и платье выглядело безбожно измятым. Но это потом, сейчас еда — взялась я за ложку.
На стук в дверь обернулись мы обе.
— Уже писарь?.. Проси подождать, сейчас я встану.
Но если это и был писарь, то не тот.
Высокий худой мужчина в черном костюме вежливо попросил прощения за беспокойство и поставил в известность, что завтра к восьми утра меня будет ждать к себе Нессельроде.
Карл Васильевич фон Нессельроде — министр иностранных дел Российской
Глава 25
Клеймо это было поставлено на мужика еще при жизни. Привычно уже клеймили и после нее. Сейчас правда, уже не все подряд.
Как ярая фанатка этой эпохи, в свое время я не могла обойти вниманием такой важный объект, как бессменный на протяжении почти сорока лет министр иностранных дел.
Дело в том, что обвиняли его обе стороны — и наши, и ваши.
В нерешительности и трусости при ведении внешней политики… и даже просто в том, что он немец — русские. Иностранцы — в агрессивном вмешательстве России в европейские дела. Ее даже образно называли «жандармом Европы».
Звучало настолько противоречиво, что захотелось составить свое, собственное мнение.
Нессельроде и правда совершил немало серьезных ошибок по причине своих убеждений — был против любого свободомыслия и резких движений как во внешней, так и во внутренней политике. Против отмены крепостного права в том числе. По той же причине помог австрийцам давить восстание венгров и поддерживал подавление польского.
Ошибки были допущены и по другим причинам.
Например, совершенно по-русски веря в честь, незыблемость договоренностей и мужскую дружбу, он попал под влияние австрийского дипломата Меттерниха, который беззастенчиво пользовался его доверием. Проавстрийская политика России — как результат. Но последовал договор Франция-Австрия и Нессельроде прозрел. К сожалению, все мы учимся в том числе и на своих ошибках.
Да, как настоящий дипломат, он склонялся к компромиссам и умеренности, стараясь решить острые вопросы миром. Но обвинять его в этом как бы и… странно? Дипломат все-таки, и это его работа — говорить и договариваться.
Что с Нессельроде все не так однозначно, я окончательно поняла, прочитав одно из его писем к барону Майендорфу. Мне крепко запомнилась одна фраза, звучавшая, как предсказание или даже пророчество:
«…Мы оказали большую услугу Европе: со временем ее поймут и примут, как всегда принимают с жадностью нашу помощь во время крупных социальных кризисов; но нам никогда не будут благодарны, ибо благодарность перед Россией и ее государями стала тяжестью, которая обременяет всех. Нас лучше ненавидеть без причины, чем отплатить нам добром».
Такие слова мог написать только русский по духу человек, глубоко переживавший за судьбу Отечества. А сказанное им, между прочим, регулярно сбывалось и продолжает сбываться…
Причину, по которой он хотел меня видеть, я не представляла себе. Ни единой мысли! Значит, узнаю завтра — обессиленно упала я на подушку после всех вечерних процедур.
Сил не было даже на то, чтобы подумать о решении в мою пользу, вдруг и внезапно принятом Фредериком Августом.
То, что он оказал помощь женщине, выглядело как поступок единственно верный для человека порядочного. Я даже жалела его — все-таки тяжело пришлось. Даже если веса того во мне килограмм сорок-пятьдесят… все равно это, как тащить на себе мешок с сахаром. Еще и не на спине, а на весу.