Фронтир
Шрифт:
Она всё-таки решилась и нашла его взгляд.
Он почувствовал этот неожиданно и так полно установившийся контакт. Мостик, перекинутый меж двух далёких звёзд.
— Тебе нужно чётко усвоить всё это перед тем, как я начну говорить. Я боюсь, что иначе тот выбор, что предстоит тебе сделать, принесёт одному из нас слишком много горя. Хватит с нас двоих, мы и без этого настрадались. Ты хорошо меня понял, Рэдди?
— Да. Я тебя понял.
Он был уже готов крикнуть, дёрнуть её за руку, встряхнуть за плечи, лишь бы она не медлила, лишь бы продолжала.
— Тогда слушай. Передо
Рэдди оскалился.
— Одиночество, что тебя окружает — это одиночество внутреннее, Рэдди. Не люди покидали тебя, а ты бежал от них — в страхе, что вновь воспалится старый шрам под твоей непроницаемой бронёй, вновь будет тревожить то, что ты считаешь собственной душой, хотя и не подозреваешь даже, сколько там осталось души, а сколько — плазмоидной искры.
— Осталось ли…
— Именно поэтому, Рэдди, прежде чем сделать выбор, пойми это, пожалуйста. Не пытайся раньше времени и сверх собственных сил лезть в проблемы Галактики. Разберись сперва в себе, только в себе. А Галактика… она подождёт, и примет любой твой следующий шаг. Ведь это она породила тебя когда-то.
— Раньше ты бы сказала «нас».
— Нет. Неправильно. Мне не доведётся уже делать никакого выбора, — её лицо вдруг снова размягчилось, она стала прежней Олей, девушкой с родной Пентарры. — Однако давно, очень давно, когда я была там, теперь понимаю это со всей отчётливостью, выбор у меня всё-таки был. И я должна была ждать тебя не тут, не у этого окна, а там… на Пентарре. Жизнь Ксил… она навязывает свои собственные принципы бытия, и они противопоставлены любому неподчинению, допущению собственных желаний. Всё должно было закончиться там, где начиналось, но я не смогла.
Она помолчала, а потом, стараясь вложить всю теплоту, что ещё в ней оставалась, в эти слова, произнесла тихо-тихо:
— Галактика мудра, в жизни практически не бывает случайностей, если уж так ставить вопрос…
Она подняла лицо вверх, и в её увлажнившихся глазах замерцали далёкие огни.
— Мы ещё встретимся. По ту сторону Вечности. Рано или поздно. В том или ином качестве. Должны. Обязаны.
Он кивнул. Он понимал, что она имеет в виду:
— Некоторые в Совете считают, что Галактика тоже будет однажды обладать своим коллективным разум. Добрый Галаксианин… Он уже с нами, неощутимый, безмолвный. Мы все, люди и Избранные, глубоко погружены в его тело, там же мы и останемся. Умереть и, тем самым, — слиться воедино…
Оля кивнула его словам:
— Помни, мы всегда вместе. Всегда.
Если бы он не был в этом уверен, то сюда бы не пришёл.
Отчего так потеплело на душе, почему так спокойно на сердце, вдруг радостно позабывшем терзавшую
Он осторожно взял её за плечи и подвёл к иллюминатору, туда, к самой кромке огней. И она послушно прильнула к нему спиной, сцепив его руки перед собой.
Они как бы на мгновение стали единым целым. Сгусток мрака и две пары блестящих от влаги глаз. Стали единой душой.
— Оля, почему? Почему ты согласилась, теперь? Ты могла прилететь ко мне в любой из этих семидесяти проклятых лет. Что изменилось?
И тогда она начала говорить о том, что так долго ждало своего настоящего слушателя. И что давалось ей теперь с таким трудом.
Глава III. Выход. Финал
Очнулась я от ощущения бешеной, лютой ярости, что билась во мне, не имея возможности найти себе выход. Позже я долго не могла понять, как же именно всё случилось, но запомнились те мгновения именно такими.
Задыхаясь от ненависти, я самостоятельно вышла из анабиозного сна, трясущимися руками нащупала сенсор аварийного выхода и, только он сработал, вырвалась наружу. На мне не было одежды, по горящей коже ручьями стекал био-коллоид, однако я даже не думала об этом, мой взбудораженный мозг чувствовал только одно — бурю энергий там, за скорлупой брони гигантской туши «Колонизатора», где сражался ты. Казалось, ярость сотен людей, рвущихся в бой ради моего спасения, вливалась мне в мозг единым неудержимым потоком.
Сейчас я знаю, что это было, но тогда… я так ничего и не понимала, против собственной воли поддаваясь охватившей меня эйфории гнева.
Я бежала, одна-одинёшенька в этом тесном, под завязку набитом чужими телами н-фазном гробу, ведомом к прыжку бесчувственной волей Церебра, бежала, оскальзываясь босыми ногами по гладкому полу, замечая вокруг лишь мертвенные сполохи аварийного освещения. Я не могла разглядеть даже кончиков собственных пальцев, на мокрой коже блестели вспышки гибельного огня, слепившие мне глаза. Огня, в котором сгорал и ты. Кричала ли я, не помню, но хрип собственного возбуждённого дыхания, отражающийся от бесчувственных стен, раз за разом долетал до меня, бросая меня дальше — вперёд.
Каким-то чудом мне удалось отыскать нужную палубу. Сколько прошло времени — не знаю. Час, два, три. Почему мне нужно именно сюда? Я рухнула, обессиленная, на палубу с двумя рядами шлюзовых мембран, и над каждой горели красные огни. Отчаяние грозило затопить меня с головой, я колотила кулаками по сенспанелям…
Мои крики пробились, наконец, сквозь все барьеры, а может, это церебр осознал, что не успевает, и решил дать хотя бы мне последний шанс.
Аварийная шлюпка (так вот я где оказалась!) распахнула свой переходник, и уже спустя пару секунд меня, видевшую лишь расползающиеся чёрные круги перед глазами, уже несло куда-то, а заходящаяся вокруг меня в безумном хохоте Вселенная всё тянула меня в свои объятия. Я подумала, что нет, что это я сама схожу с ума, когда вдруг действительно смогла ощутить что-то, помимо мягких, но цепких объятий пассажирского кокона, сомкнувшегося вокруг меня, и жуткого вопля бортовых систем шлюпки.