Гарь

Янева Вета

— Вот это я понимаю! — посмеялся Гран. — А то всё “чай, чай”. Учись ценить хорошее вино, мой мальчик!

— А откуда оно?

— Что-то из Калахута — мы берём во время Жатвы. Что-то мы делаем тут, помнишь виноградники у берёзовой рощи? Вот там. Но получается плохо — эти идиоты не могут по-нормальному соблюдать рецепт. Хотя откуда бы, он же нигде не написан и читать они не умеют… Давай запишем рецепт в нашу книгу?

Когда Гран был пьян, он выглядел намного живее, чем обычно. Это одновременно очень нравилось Анжею и пугало.

— Давай. Только тогда это будет не просто книга песен, но и книга рецептов.

— Да пусть будет

книга всего, — махнул рукой баш. — Много — не мало.

— Хорошо.

За окном шумел дождь. Молнии рассекали небеса, а гром оглушал. Анжей снова вспомнил дом, как часто там бывали грозы, и как вся семья собиралась у камина, считая глухие раскаты.

Он выпил ещё.

— Пока было два раската грома, — сказал он.

— И что?

— У нас есть примета. Если за грозу прогремит чётное количество грома — значит, до следующей бури будет везти. Ну, а нечётное — не везти.

— О.

— Вот я и считаю. Мы всегда считали с мамой и папой. Это такие гадания.

— Ох уж эти глупые человеческие гадания. Вы смешные. Смешные и глупые.

Голова Анжея закружилась, но не как во время болезни, а приятно, словно мир баюкает его в своих мягких ладонях. Но вместе с головокружением пришло непривычное чувство смелости и что-то ещё, доселе не слишком знакомое.

— Мы не глупые. Мы очень образованные, между прочим.

— Быть умным и образованным — совсем разные вещи, мой милый мальчик. Вы читаете. Но вы глупые.

— Сами вы… — начал Анжей, но прикусил язык.

Проклятое вино!

Замолчал он поздно: Гран взял его за подбородок, наклонился ближе. Он него пахло полынью и алкоголем.

— Сами мы глупые, да? Идиоты, плененные собственным островом, ты это хотел сказать?

— Нет, — пробормотал Анжей, хотя хотел сказать именно это.

Пальцы баша надавили ему на челюсть. Да что за день такой!

— Ты уж не ври мне. Я ложь чую, что твой глупый зверь. И про лестницу твою.

— Прости, я не хотел тебе врать… Гран, мне больно!

Рука короля тут же разжалась, выпуская юношу. Тот потёр кожу, чувствуя, как она гудит.

— Прости, просто баши не всегда… блещут интеллектом, ну, мне кажется. Я могу ошибаться, конечно, — Анжей чувствовал, как язык начал распухать и заплетаться, но сделал ещё глоток вина. — Просто вот ты другой, по-хорошему другой, ты умный, но я не знаю, как ты живёшь тут, они же такие злые и жестокие, а ты не злой, совсем не злой, хоть и делаешь вид, но как так получилось…

Он чувствовал, что его понесло куда-то не туда, уговаривал себя остановиться, но та часть его, что принадлежала вину, не желала замолкать.

Он выпил ещё. Изображение перед глазами слегка поплыло и любопытное лицо Грана окуталось дымкой.

— Ну живём. Вынуждены так жить. Ты винишь нас за это?

— Нет, но…

— Винишь.

— Да, немного.

— Понятное дело. Только потому, что мы похожи на людей. Тебе кажется, что мы обязаны вам соответствовать?

— Нет. Да, — снова глоток вина, — просто сказки… вы там такие… другие, Гран! Совсем другие.

— Когда встретишь кого-то, кто соответствует сказкам, обязательно мне сообщи.

Горло Анжея стало очень горячим.

Чтобы хоть как-то это заглушить, он сделал ещё глоток. Сработало плохо: почти полная бутылка вина, оказывается, не способствовала ясному сознанию. Что-то внутри него надломилось.

— Я просто не понимаю, это несправедливо, это всё несправедливо, то, как живёте вы,

то, как живём мы, как так получилось? Почему мы должны умирать? Почему вы должны нас пожирать? Почему у вас просто нет Света, а что было бы, будь он? А я? А я тоже должен умереть? Я не хочу умирать, я хочу жить тут с тобой, но я ещё хочу увидеть маму и папу, и Анну, я очень хочу увидеть Анну, но должен умереть, так что ли, получается? — ещё глоток. — А люди думают, что я предатель, предатель, потому что не хочу красть твой дурацкий меч, а мечом даже нельзя вырезать дурацкий стул, как это так? Зачем мечи без стульев? Зачем стулья без мечей? О… зачем так много вина? — ещё глоток. — Гран, Гран, что же делать? Слишком много вина, я не хочу, чтобы вас всех убили, чтобы нас убили тоже не хочу, а тут убивают. Гран, ты же такой хороший, ты сам не знаешь, какой ты хороший. Зачем тебе Кхет и Мия? Зачем? Есть же я, — его слова превратились в бормотание, голова отяжелела. — Зачем, они же злые, они тут все такие злые, и люди, и баши, такие злые на таком красивом острове… и ты красивый, такой красивый, красивее всего острова, самый-самый, пойдём, пойдём лучше прочь с острова, на Калахут, что тут делать, делать-то что? Я не знаю, совсем. Это как картинка в книжке — красиво, но без вкуса и запаха. Нет-нет, я вру. Тут есть вкус и запах, дело только в том, кто населяет эту картинку, да? Без них было бы лучше, да? Взять остров, заселить его только хорошими людьми. Такими, что не будут гнать меня прочь или хотеть тебя убить. А я что, я разве могу им помешать? Я не могу, никак не могу, только вот…

Тут слова иссякли, как и способность Анжея быть в сознании. Веки налились свинцом, голова ушла в смутный туман, и он рухнул вперёд, успев только почувствовать, как его нескладное тело подхватывает король.

***

Проснулся он продрогшим, кое-как закутался в простыню, но это не помогло. Утренний воздух после грозы был свежим, а на небе светило яркое солнце, но всё же было прохладно. Попробовал встать, но голова тут же заболела, а к горлу подступила тошнота. Веки болели. Анжей снова лёг, пытаясь привести себя в чувство, лежал так минут десять, а потом предпринял ещё одну попытку подняться.

Кое-как у него получилось. Он слез с огромной постели, ступив в солнечный квадрат, огляделся в поисках хозяина комнаты, но Грана нигде не было, лишь пустые бутылки.

Взял свою одежду, всё ещё слегка влажную, но выбора особо не было.

Его мучала жажда, в горло будто песка насыпали, всё тело болело. Кувшин оказался пуст, а при одном взгляде на вино его чуть не стошнило.

Он отправился вниз.

Знакомая винтовая лестница вызывала лишь новый приступ тошноты, так что спускался он медленно, шаг за шагом преодолевая ступени. С каждой новой ступенью вспоминал происходящие вчера события и всё больше и больше погружался в пучины стыда, и, войдя в тронный зал, уже был готов сгореть от позора.

Но не суждено, его отвлекли обстоятельства.

Посередине, между двумя колоннами, лежало тело. Страх скрутило живот, но Анжей всё же заставил себя подойти ближе.

Это был тот самый мужчина, который угрожал ему вчера. Живот его был распорот, тёмная кровь разлилась по полу, а на лице отразился страх, хотя глаза уже ничего не выражали.

Руки Анжея задрожали.

— Что, будем считать, мятеж подавлен?

Гран сидел на своём троне, облокотившись на окровавленный меч. Он улыбался.