Гарри Поттер и Дары Cмерти
Шрифт:
Гарри и Гермиона считали, что слишком задерживаться здесь не стоит, и Рон согласился с ними при условии, что следующее перемещение доставит их поближе к сэндвичу с беконом. Гермиона сняла заклинания, которыми окружила палатку, а Гарри с Роном уничтожили все следы и вмятины в земле, способные показать, что они здесь побывали. Покончив с этим, все трое трансгрессировали в предместье небольшого рыночного городка.
Как только они поставили в рощице палатку и окружили её новым набором защитных заклинаний, Гарри набросил на себя мантию-невидимку и отправился на поиски пищи. Но всё пошло не так, как
– Но ты же умеешь делать отличного Патронуса! – протестующе воскликнул Рон, когда Гарри, запыхавшись, вернулся в палатку с пустыми руками и выговорил всего одно слово: «Дементоры».
– Я не смог… сделать его, – тяжело дыша и прижимая руку к сильно колющему боку, ответил Гарри. – Не… получилось.
При виде испуганных, разочарованных лиц друзей Гарри стало стыдно. Только что пережитое им было похоже на кошмар. Он видел, как вдали выскальзывают из тумана дементоры, и, пока парализующий холод наполнял его лёгкие, а в ушах звучали далёкие крики, всё лучше понимал, что защититься ему нечем. Гарри потребовалось напрячь всю волю, чтобы сдвинуться с места и побежать, оставив безглазых дементоров скользить среди маглов, которые, может, и не способны были их видеть, но уж безнадёжность, источаемую ими всюду, где они появлялись, чувствовали наверняка.
– Выходит, никакой еды у нас так и нет.
– Заткнись, Рон! – рявкнула Гермиона. – Что произошло, Гарри? Как по-твоему, почему ты не смог создать Патронуса? Вчера же у тебя всё прекрасно получалось.
– Не знаю.
Гарри, в котором с каждым мгновением нарастала растерянность, опустился в одно из старых кресел Перкинса. Он боялся, что в нём что-то разладилось. Вчерашний день казался далёким прошлым. Сегодня он словно опять обратился в того тринадцатилетнего мальчика, что когда-то единственный из всех упал в обморок в «Хогвартс-экспрессе».
Рон пнул его кресло ногой.
– Что? – прорычал он, глядя на Гермиону – Я есть хочу! Я чуть не половину крови потерял, а получил с тех пор всего-навсего пару поганок!
– Ну так иди и пробивайся сквозь ораву дементоров, – отозвался уязвлённый Гарри.
– Ты, может, не заметил, у меня рука на перевязи!
– Очень удобно.
– И что это должно оз…
– Ну конечно! – вскрикнула Гермиона и хлопнула себя по лбу, отчего оба они испуганно смолкли. – Гарри, давай сюда медальон! Ну! – Не получив от Гарри никакой ответной реакции, она нетерпеливо щёлкнула пальцами. – Крестраж, Гарри, он же всё ещё на тебе!
Гермиона протянула к нему обе руки, и Гарри снял с себя через голову золотую цепочку. Едва медальон отделился от его кожи, как Гарри почувствовал свободу и странную лёгкость. До этой секунды он даже не замечал, что весь покрыт потом, что какая-то тяжесть давит ему на живот – вот только теперь, когда оба эти ощущения сгинули, и заметил.
– Легче? – спросила Гермиона.
– О да, на сто тонн!
– Гарри, – присев перед ним на корточки, спросила она голосом, каким говорят, навещая в больнице смертельно больного человека, – тебе не кажется, что он овладел тобой?
– Что? Нет! – отмахнувшись от неё, ответил Гарри. – Я же помню всё,
– Хм, – промолвила Гермиона, опуская глаза на тяжёлый медальон. – Ладно, но, может, нам не стоит носить его. Пусть лежит в палатке.
– Нельзя допускать, чтобы крестраж валялся где ни попадя, – решительно заявил Гарри. – Если мы его потеряем, если его украдут…
– Ну хорошо, хорошо, – согласилась Гермиона, надевая медальон на шею и пряча под платье. – Только давайте носить его по очереди, чтобы подолгу он ни на ком не задерживался.
– Замечательно, – раздражённо произнёс Рон, – ладно, раз с этим мы разобрались, может, попробуем разжиться какой-нибудь едой?
– Давай, только искать её придётся в другом месте, – сказала Гермиона, искоса глянув на Гарри. – Оставаться здесь, когда вокруг шныряют дементоры, не стоит.
В конце концов они решили остановиться на ночь посреди широкого поля, примыкавшего к одинокой ферме, на которой им удалось раздобыть яйца и хлеб.
– Это же не воровство, правда? – озабоченно спросила Гермиона, когда они уже уплетали тосты с омлетом. – Я ведь оставила деньги под клеткой для кур.
Рон, только что набивший полный рот, вытаращил глаза и сказал:
– Эр-ми-на, ты шишком мномо болнуешься, жашлабшя!
И действительно, оказалось, что, досыта наевшись, расслабиться ничего не стоит, – ссора из-за дементоров была со смехом забыта, и Гарри, повеселевший и даже исполнившийся надежд, вызвался нести ночную вахту первым.
Это было их первое знакомство с тем фактом, что полный желудок равен хорошему настроению, а пустой – унынию и ссорам. Гарри, которому у Дурслей временами приходилось едва ли не голодать, был подвержен таким перепадам настроения меньше других. Гермиона в те вечера, когда им приходилось довольствоваться лишь ягодами да заплесневелым печеньем, тоже вела себя достаточно прилично, разве что становилась немного вспыльчивее или погружалась в мрачное молчание. Рона же, который благодаря матери и домовым эльфам Хогвартса всю жизнь получал наивкуснейшую еду три раза в день, голод обращал в человека неразумного и вздорного. А если при этом ещё и наступал его черёд носить крестраж, он становился попросту неприятным.
– Ну и куда теперь? – таков был его постоянный припев. Собственных идей он, судя по всему, не имел и ожидал, что, пока он будет мрачно скорбеть по поводу скудости их рациона, Гарри с Гермионой соорудят какой-нибудь план. Они проводили бесплодные часы, решая, где следует искать другие крестражи и как уничтожить тот единственный, что у них имеется. Разговоры начинали всё в большей мере ходить по кругу, поскольку новую информацию получить им было неоткуда.
Дамблдор считал – и говорил об этом Гарри, – что Волан-де-Морт спрятал крестражи в местах, чем-то для него важных, и Гарри с Гермионой перебирали, словно читая скучную молитву, те места, в которых он жил и которые навещал. Сиротский приют, где он родился и вырос, Хогвартс, где учился, магазин «Горбин и Бэркес», где работал по окончании школы, и Албания, где провёл годы изгнания, – вот это и составляло основу для их рассуждений.