Газлайтер. Том 26

Володин Григорий Григорьевич

Горгон шипит вновь:

— Она твоя. Фааака.

Говорит это почти с горечью. Как будто выдавил нарыв.

— Если будешь продолжать бросаться на меня, — говорю спокойно, выпрямляясь, — не добьёшься ничего. Ни с ней, ни в целом по жизни.

Он моргает. Один раз. Долго. Точно что-то оценивает, взвешивает.

— Как зовут тебя? — спрашиваю наконец. — Я — Данила.

— Горзул. Фааака, — произносит он грустно.

Ну что ж, имя у него подходящее — для четырёхрукого головореза в чешуе и с мозгами, которые только учатся

думать. Если этот зверюга действительно пойдёт с нами в поход на Обитель, то немало монахов-гомункулов он порвёт в клочья. В бою он пригодится. Ещё как.

Помнится, какой-то великий полководец на Той Стороне однажды сказал: «Будь у меня десять тысяч Высших Горгон — я бы завоевал полмира». Думаю, он знал, о чём говорил.

Горзул всё ещё мечется в кольце из камней. Шипит себе под нос, рычит. Змеи на его голове периодически вздымаются и опадают. Наконец он замирает, поворачивается ко мне и сипло хрипит:

— Я согласен… фааака.

Я прищуриваюсь.

— Не так быстро. Согласен он… Сначала будь добр — расскажи, кто тебя прислал. Не на прогулке же ты был.

Ему не нравится вопрос. Прямо видно, как напряглись мышцы челюсти под чешуёй. Но он всё же отвечает, сквозь зубы:

— Лорррд Дамар. Фааака. Лоррд велел принести кусок тигрицы.

— Понятно, — кивнул я, как будто речь шла о погоде. — Тогда так: размещаешься в лагере. До выезда в Антарктиду тебя определим под наблюдение. Смотри не облажайся, а то без тебя пойдем рвать гомункулов.

Горгон хрипло втягивает воздух, мотает головой, потом вдруг выпрямляется:

— Хочу увидеть самку. Фааака.

— Во-первых, — поднимаю палец, — её зовут Змейка. Не «самка». Запомни. Во-вторых…

Я делаю шаг ближе к ограде, и он чуть отшатывается — чисто инстинкт.

— Увидеть — можно. Но только увидеть.

— Фака!

— И нечего мне тут «факать», — бросаю. — Сам виноват. Надо было раньше с цветами к ней приходить, теперь у тебя штрафы. Ну, ты понял условия?

— Фааака, — согласно бурчит он, опуская голову.

* * *

Домой возвращаемся с Горзулом. Сидеть в салоне с угрюмым Горгоном то еще удовольствие. Машина прикатывает по вечерней дороге к Невскому замку. На дворе, как водится, свежо. Во дворе нас уже встречают Змейка и Настя. Стоят, щурясь на свет фар. Я выхожу первым.

Змейка делает шаг ко мне, настороженная почему-то. Раздувает ноздри, тянет воздух. Морда её искажает выражение глубокого отвращения.

— Чую дерьмо, фааака, — шипит хищница, зрачки сужаются.

Я только усмехаюсь и киваю в сторону машины:

— Это Горзул такой ароматный.

Как раз из машины вылезает Горгон с вытянутым от вожделения лицом. Формы Змейки явно его поразили в самое сердце

Змейкины зрачки же расширяются. Змейка напрягается и вскидывает медные когти.

— Порву. Фааака.

— Он теперь с нами, Змейка. Не спеши, — говорю спокойно, чуть отводя ладонь в сторону, на всякий случай, а то еще

накинется на нашу новую боевую единицу.

Настя хмурится, удивленно глядя на Горгона:

— А он нам зачем, Даня?

— Горзул хочет доказать свою доблесть, убивая монахов Обители Мучения. Полезное рвение, если направить в нужную сторону.

Змейка прищуривается. Медленно мотает головой, словно уже пожалела, что сдержалась. Затем бурчит себе под нос:

— Фааака… мазака…

После чего разворачивается, как будто этот цирк её больше не касается, и бросает через плечо:

— Я кофе варить. Фааака.

Настя тем временем вежливо кашляет.

— А ему точно можно доверять, Даня? — спрашивает по мыслеречи.

— Посмотрим, — отвечаю. — Если себя хорошо поведёт, поедет с нами в Антарктику в качестве биооружия. Если плохо — в качестве удобрения.

Я вздыхаю, разворачиваясь к Горгону:

— Ну вот и всё. Как договаривались — назад в лагерь, под конвоем. Пока не заработаешь доверия.

— Я хочу с ней! Фааака! — рычит он, и по двору катится низкий рокочущий гул.

— Очень романтично, — вздыхаю. — Прямо сердце растаяло. Только вот она, скорее всего, хочет тебе голову оторвать и в чайник засунуть.

Он рычит громче, но повинуется. Два тавра, позванные моей мыслеречью, шагают вперёд — и Горзул, понурившись, садится с ними в подкативший фургон. На этом и прощаемся — до времени.

Я уже собирался зайти в дом, когда взгляд сам собой устремляется вверх. Что-тоне так. Ментальный фон чуть звенит.

Щупаю. И нахожу.

Высоко в небе, почти невидимый на фоне облаков, парит одинокий орёл странного окраса. Висит прямо над замком. Ну и кружит над нами, весь такой внимательный.

Ну точно шпион.

Телепатией не дотянуться, он слишком далеко. Но этот точно смотрит прямо на нас.

— Даня, ты куда уставился? — спрашивает Настя, подходя ближе. Тепло её плеча ощущается даже сквозь одежду.

— В небо. Там птичка шпионит.

Настя щурится, поднимая взгляд, и нахмуривается:

— Орёл?

— Не совсем. Это аномальный летун.

— Ого. Он за нами следит?

— Угу, — киваю. — Сейчас будем сманивать.

Оборачиваюсь к ближайшему слуге:

— Принеси зерно Чернобуса. Только не из стандартной банки. Нам нужен премиум. Будем ловить птицу.

Если это шпион Дамара, то ясно, за кем он следит. За Красивой. Или, точнее, за Дианой.

Имя необычное. Багровый Властелин как-то обмолвился, что так звали его почившую первую жену. Сложно сомневаться в словах Багрового. Бывают же всякие тезки и однофамильцы. Вряд ли наша Красивая — это действительно создательница Молодильного Сада. Если бы это была та самая Диана, Багровый Властелин вряд ли считал бы её погибшей. И уж тем более Организация не упустила бы шанс использовать такую ценную пленницу, с помощью которой можно шантажировать Багрового. Хотя кое-какие варианты всё же остаются.