Где апельсины зреют
Шрифт:
— Да. Булябесъ, по ихнему. Густой супъ такой изъ рыбы.
— Селяночки-то-бы дйствительно любопытно было постъ, сказалъ Николай Ивановичъ. — Около мсяца мы шатаемся по заграничнымъ палестинамъ, а селянки и въ глаза не видали.
— Такъ вотъ демъ. Съ сегодня я ужъ плюю на мой пансіонъ.
— А вообразите, какое намъ здсь въ гостинниц предъявили условіе, начала Глафира Семеновна. — За комнаты съ насъ взяли по шести франковъ съ кровати, но какъ только мы не явимся за табльдотъ къ завтраку или обду — сейчасъ на каждаго изъ насъ прибавляется по два франка въ день.
— Вотъ-съ, вотъ-съ… Они мерзавцы, они вымогаютъ, чтобъ постояльцы у нихъ пили
Ивановы согласились, Конуринъ тоже, и вс отправились. Наступила. уже темная, южная ночь. Везувій горлъ багровымъ заревомъ.
— Были вы уже на Везувіи? — спросила Глафира Семеновна Граблина, помстившагося съ ней и съ ея мужемъ въ одной коляск, тогда какъ Перехватовъ и Конуринъ хали въ другой.
— Вообразите, не былъ. Нигд не былъ. Третій день живу и ни въ одномъ путномъ мст не былъ. Марало Рафаэличъ мой таскаетъ меня все по какимъ-то музеямъ и говоритъ:- вотъ гд цивилизація. А какая тутъ цивилизація, старыя потрескавшіяся картины? На иной картин и облика-то настоящаго нтъ. Тоже и поломанныя статуи. “Вотъ, говоритъ, Венера”. А какая это Венера, коли у ней даже живота нтъ! Ни живота, ни руки. Потомъ какой-то старый позеленвшій хламъ смотрли. “Это, говоритъ бронза, найденная подъ землей… Ночники какіе-то, куколки. Плевать мн на ночники! А то скелеты. “Найденные, говоритъ, на глубин въ семьсотъ тридцать два фута”. Смертный скелетъ женщины! Очень мн нужно смертный скелетъ женщины! Ты подавай мн живую, а не мертвую. Въ музеяхъ этихъ облинявшія картины и поломанныя статуи, а въ гостинниц баранье сдло съ макаронами и бобковая мазь изъ помидоровъ. Взялъ подлеца въ переводчики, и ужъ каюсь. Тоже вдь онъ мн не малаго стоитъ этотъ самый Рафаэль. Что одного коньячищу выхлещетъ за день, не говоря ужь о жратвенномъ препарат. За эти три дня мы только и путнаго сдлали что три кафе-шантана осмотрли. Но мамзели здшнія дрянь и противъ Парижа… Пардонъ! Забылъ, что съ дамой разговариваю, спохватился Граблинъ. — Завтра сбираемся мы хать провалившійся городъ смотрть.
— Помпею? подхватила Глафира Семеновна.
— Вотъ, вотъ… Помпею. “Древнія, говоритъ, бани увидимъ, допотопные трактиры и дома, гд эти самыя древнія кокотки жили”. Пардонъ. Я все забываю, что вы дама. Три недли по заграницамъ мотаемся и вы первая замужняя дама.
— Помпея вовсе не провалившійся городъ. Я читала про него, поправила Граблина Глафира Семеновна. — Помпея была засыпана лавой и пепломъ при изверженіи Везувія и вотъ теперь ее отрыли и показываютъ.
— Ну, все одинъ чортъ. Вы думаете, интересно это будетъ посмотрть?
— Да какъ-же. Сюда для этого только и здятъ. Быть въ Неапол и не видть откопанной Помпеи, тогда не стоитъ и прізжать сюда.
— Коли такъ, подемте завтра. У моего Рафаэля Маралыча и книжка такая есть съ описаніемъ.
— Подемте, подемте.
Ресторанъ, куда они пріхали, сіялъ электричествомъ и былъ переполненъ публикой. Публика также сидла около ресторана, на улиц, за поставленными столиками. Звенли дв мандолины и гитара, услаждая слухъ публики. Пріятнаго тембра баритонъ и теноръ распвали “Маргариту”. Между столиками шныряли цвточницы съ розами, мальчишки предлагали сигары, папиросы и спичкина лоткахъ, бродили продавцы статуэтокъ изъ терракоты,
Компанія вошла въ ресторанъ. Ресторанъ былъ роскошный. Потолокъ и стны были покрыты живописными панно въ перемежку съ громадными зеркалами. Ресторанъ былъ до того переполненъ, что компанія еле могла найти себ столъ, чтобы помститься. и то благодаря лакею, который, узнавъ Граблина и Перекатова, очевидно хорошо давшихъ ему вчера на чай любезно закивалъ имъ и усадилъ всхъ на стулья.
— Рафаэль! заказывай скорй рыбную селянку! командовалъ Граблинъ Перекатову.
— Водочки, водочки нашей русской, православной пусть подадутъ, просилъ Конуринъ.
— Нигд нтъ. Три дня уже спрашиваемъ по ресторанамъ и кофейнямъ — и нтъ. Даже не слыхивали и названія, отвчалъ Перекатовъ.
— Тогда коньячку хорошенькаго.
— И коньякъ прескверный. Такъ селянку заказать? Булябесъ… — отдалъ Перекатовъ приказъ лакею, разсматривая при этомъ карту. — Что прикажете, господа, еще?
— Бифштексъ мн попрожаристе, — просила Глафира Семеновна.
— Смотрите, здсь бифштексы длаютъ на прованскомъ масл. Это по всей южной Италіи.
— Ничего, я прованское масло люблю.
— И мн бифштексъ на постномъ масл! — кричалъ Конуринъ. — Пріду домой, такъ есть, по крайности, чмъ похвастать жен. “Бифштексъ, молъ, изъ постной говядины на постномъ масл въ Неапол лъ”.
— Вотъ въ карт, господа, есть олеапатрида. Не хотите-ли мстнаго блюда попробовать?
— А что это за олеапотрида такая? Можетъ быть лягушка жареная? — спросилъ Конуринъ.
— Винегретъ такой изъ разнаго мяса. Все тутъ есть, и рыба, и мясо, все это перемшано съ вареными овощами, съ капорцами, съ оливками, пересыпано перцемъ и полито прованскимъ масломъ и уксусомъ. Посл коньяку прелестная закуска.
— Разное мясо… Да можетъ быть тамъ и лягушиное и черепашье мясо?
— Нтъ, нтъ. Лягушекъ въ Италіи не дятъ.
— Посл селянки всмъ по порціи бифштекса, а этого винигрету закажи только на пробу дв порціи. Понравится — будемъ сть, нтъ — велимъ убирать, ршилъ Граблинъ.
— Вс будете сть, потому что это вкусно.
— Только ужъ не я, вставила свое слово Глафира Семеновна. — Къ рыб заграницей я не касаюсь.
— Для дамы мы спросимъ желято — мороженое. Въ Неапол славятся мороженымъ и приготовляютъ его на десятки разныхъ манеровъ.
Перехватовъ сталъ заказывать лакею ду.
— Асти, асти… Три бутылочки асти закажите, предлагалъ Николай Ивановичъ.
— Ага! Знаете, уже, что такое асти!
— Еще-бы, наитальянились въ лучшемъ вид.
XLVIII
Все заказанное въ ресторан подано было отлично. Провизія была свжая, вкусно приготовленная, порціи были большія. Ресторанъ произвелъ на всхъ самое пріятное впечатлніе, хотя Глафира Семеновна до булябеса и олеапотриды и недотрогивалась, какъ вообще она заграницей не дотрогивалась ни до одного рыбнаго блюда изъ опасенія, что ей подадутъ “что-нибудь въ род зми”, и довольствовалась только бифштексомъ и мороженымъ. Мужчинамъ-же булябесъ, приготовленный съ пряностями и сильно наперченный, вполн замнилъ русскую рыбную селянку. Они ли его, покрякивая отъ удовольствія, и то и дло пропускали въ себя мизерныя рюмочки коньяку. Олеапатрида тоже оказалась не дурной закуской къ коньяку, хотя Конуринъ, выбирая изъ нея разные кусочки и подозрительно ихъ разсматривая, и сказалъ: