Где апельсины зреют
Шрифт:
— Да я и знаю Италію, но только по книгамъ. По книгамъ досконально изучилъ. Садитесь, господа, въ коляски, садитесь. На желзную дорогу надо хать. До Помпеи отъ Неаполя полчаса зды. Торопитесь, торопитесь, а то къ утреннему позду опоздаемъ и придется три часа слдующаго позда ждать.
— А велика важность, ежели и опоздаемъ! отвчалъ Граблинъ. — Сейчасъ закажемъ себ на станціи завтракъ… Чего-нибудь эдакаго кисленькаго, солененькаго, опохмелимся коньячишкой, все это краснымъ виномъ, какъ лакомъ покроемъ, а потомъ со слдующимъ поздомъ, позаправившись, и въ
— Да торопитесь же, Григорій Аверьянычъ! Не желаю я до слдующаго позда оставаться на станціи! кричала Глафира Семеновна Граблину.
— Сейчасъ, кара міа, міа кара… Ахъ, еще два-три вечера и вчерашняя испанка въ лучшемъ вид выучитъ меня говорить по своему! бормоталъ Граблинъ, усаживаясь въ экипаж передъ Ивановыми.
— Не смйте меня такъ называть! Какая я вамъ кара міа! огрызнулась Глафира Семеновна.
— Позвольте… Да разв это ругательное слово! Вдь это…
— Еще-бы вы меня ругательными словами!..
— Кара міа значитъ — милая моя, иначе какъ бы испаночка-то?..
— И объ испанк вашей не смйте упоминать. Что это въ самомъ дл, какой саврасъ безъ узды!
Экипажи спускались подъ гору, извощики тормазили колеса, хали по вонючимъ переулкамъ. Въ състныхъ лавченкахъ по этимъ переулкамъ грязные итальянцы завтракали макаронами и вареной фасолью, запихивая ихъ себ въ ротъ прямо руками; еще боле грязныя, босыя итальянки, стоя, пили кофе изъ глиняныхъ и жестяныхъ кружекъ. Экипажи спускались къ морю. Пыль была невообразимая. Она лзла въ носъ, ротъ, засаривала глаза. То тамъ, то сямъ виднлись жерди и на этихъ жердяхъ среди пыли сушились, какъ блье, только-что сейчасъ выдланныя макароны.
Наконецъ подъхали къ желзнодорожной станціи.
— Я все соображаю… сказалъ Граблинъ. — Неужто мы въ этомъ отрытомъ город Помпе никакого отрытаго заведенія не найдемъ, гд-бы можно было выпить и закусить?
Ивановы не отвчали. Съ экипажу подбжалъ Перехватовъ.
— Торопитесь, торопитесь, господа! Пять минутъ только до отхода позда осталось, говорилъ онъ.
Компанія бросилась бгомъ къ желзнодорожной касс.
L
О Помпеи компанія дохала безъ приключеній. На станціи компанію встртили проводники и загалдли, предлагая свои услуги. Слышалась ломанная французская, нмецкая, англійская рчь. Нкоторые говорили въ перемежку сразу на трехъ языкахъ. Дабы завладть компаніей, они старались выхватить у мужчинъ палки, зонтики.
— Не надо! не надо! Брысь! Знаемъ мы васъ! кричалъ Конуринъ, отмахиваясь отъ проводниковъ.
Какой-то черномазый, въ полинявшемъ до желтизны черномъ бархатномъ пиджак, тащилъ уже ватерпруфъ Глафиры Семеновны, который раньше былъ у ней накинутъ на рук, и кричалъ, маня за собой спутниковъ:
— Passez avec moi… Premi`erement d'ejeuner… restaurant Cook…
— Господа! Да отнимите-же у него мой ватерпруфъ… Вдь это-же нахальство! вопила она.
Граблинъ бросился за нимъ въ догонку, отнялъ
— Что? Драться хочешь? А ну-ка, выходи на кулачки, арапская образина! Попробуй русскаго кулака!
Граблинъ сталъ уже засучать рукава, вышелъ-бы, наврное, скандалъ, но подскочилъ Перехватовъ и оттащилъ Граблина.
— Ахъ, какое наказаніе! Или хочешь, чтобы тебя и здсь поколотили, какъ въ Париж! сказалъ Перехватовъ. — Господа! какъ хотите, но проводника для хожденія по Помпеи нужно намъ взять, иначе мы запутаемся въ раскопкахъ, обратился онъ къ компаніи. — Только, разумется, слдуетъ поторговаться съ нимъ.
— Какой тутъ еще проводникъ, ежели прежде нужно выпить и закусить, отвчалъ Граблинъ.
— Нтъ, нтъ, Григорій Аверьянычъ, оставьте вы пока выпивку и закуску, сказала Глафира Семемовна. — Прежде Помпея, а ужъ потомъ выпивка. Посмотримъ Помпею и отправимся завтракать. Нанимайте проводника, мосье Перехватовъ, но только пожалуйста не черномазаго нахала.
— Позвольте-съ… У меня башка трещитъ посл вчерашняго! Долженъ-же я поправиться посл вчерашняго! протестовалъ Граблинъ. — А то чихать мн и на вашу Помпею.
— Ну, оставайтесь одни и поправляйтесь.
Перехватовъ началъ торговаться съ проводниками.
Одинъ ломилъ десять лиръ (франковъ) за свои услуги, другой тотчасъ-же спустилъ на восемь, третій семь и выговаривалъ себ даровой завтракъ посл осмотра. Перехватовъ сулилъ три лиры и меца-лира (полъ-франка) на макароны. Проводники на такое предложеніе какъ-бы обидлись и отошли въ сторону. Вдругъ подскочилъ одинъ изъ нихъ, маленькій, юркій, съ чернымя усиками и произнесъ на ломанномъ нмецкомъ язык:
— Пять лиръ, но только дайте потомъ хорошенько на макароны.
Перехватовъ покончилъ на пяти лирахъ, но уже безъ всякихъ макаронъ.
— О, я увренъ, что эчеленца добрый и дастъ мн на стаканъ вина… подмигнулъ юркій проводникъ и, крикнувъ:- Kommen Sie bitte, meine Herrn! торжественно повелъ за собою компанію.
Проводники-товарищи посылали ему въ догонку сочныя итальянскія ругательства.
— Рафаэль Маралычъ! Зачмъ ты нмчуру въ проводники взялъ? — протестовалъ Граблинъ. — Лучше-бы съ французскимъ языкомъ…
— Да вдь ты все равно ни по-французски, ни по-нмецки ни бельмеса не знаешь. Ты слушай, что я теб буду переводить.
— Все-таки онъ будетъ нмчурить надъ моимъ ухомъ, а я этого терпть не могу.
Вс слдовали за проводникомъ. Проходили мимо ресторана. Проводникъ остановился.
— Самый лучшій ресторанъ… — произнесъ онъ по-нмецки. — Здсь можете получить отличный завтракъ. Hier k"onnen Sie gut essen und trinken…
— Что? Тринкенъ? встрепенулся Граблинъ. — Вотъ, братъ, за это спасибо, хоть ты и нмецъ. Изъ нмецкаго языка я только и уважаю одно слово — “тринкенъ”. Господа! Какъ вы хотите, а я ужъ мимо этихъ раскопокъ пройти не могу. Пару коньяковыхъ собачекъ на поправку вонзить въ себя надо.