Где сокрыта библиотека
Шрифт:
— Не трогай ее, — прошептала я.
Он проигнорировал меня и скрылся в соседней комнате.
Айседора поспешила за ним, едва не споткнувшись об одну из подушек, разбросанных по полу. Я шла прямо за ней, осматривая по пути другие комнаты. Уит обнаружил лестницу, ведущую на второй этаж, и взлетел по ней, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Я бросилась следом, и мы проверили комнаты на втором этаже.
— Не думаю, что здесь кто-то есть, — прошептал Уит. — Где Айседора?
Я обернулась и нахмурилась, удивленная ее отсутствием.
— Я думала, она прямо за мной, — мое лицо прояснилось. —
Он проскользнул мимо меня, возвращаясь на нижний этаж. Я доверила ему поиски Айседоры, а сама изучила первую комнату рядом с лестницей. В центре стояла заправленная кровать, а в углу находилось несколько пальм и папоротников в горшках. Это было похоже на ту маму, которую я знала; похоже на маму, которая могла терпеливо ухаживать за землей или вернуть к жизни увядающий цветок. В противоположном конце комнаты стоял деревянный комод с зеркальным подносом посередине. Я подошла к нему, в ушах зазвенело от резкого шума. На подносе стояли духи, которые были мне знакомы. Я подняла стеклянный флакон и осторожно понюхала. Духи были из Парижа и пахли сладкой ванилью. Аромат, который навсегда останется для меня маминым.
Я поспешно закрыла флакон, голова шла кругом.
Она чувствовала себя здесь как дома.
Боль зацвела у меня под кожей. Мама делила эту постель со своим любовником. Они вели совместную жизнь, у них родился ребенок. Дочь, которая заменила брошенную. Чудовищность того, что она сделала со мной и папой, навалилась на меня сокрушительной тяжестью, и я, дрожа, упала на кровать. Мой взгляд упал на деревянный шкаф, дверца которого была приоткрыта. Платья, похожие на те, что я видела в Каире, показались в образовавшейся щели.
Они были яркими, имели глубокие декольте и ворох оборок, что делало их более девичьими. Моя мать была не сильно старше меня — ей всего тридцать девять, — и казалось, что она цепляется за свою молодость, за ту жизнь, которую ей только предстояло прожить. И именно так она решила коротать свои дни. Много лет изменяла папе, запрещая мне с ней ездить в Египет. Продавала бесценные исторические предметы, имеющие культурный вес, тому, кто больше заплатит.
Я с трудом узнавала ее.
— Оливера! — позвал Уит с нижнего этажа.
Я встала, у меня дрожали колени, а сердце ныло от боли. Моя семья развалилась, а я по глупости попыталась создать новую с мужчиной, которого знала всего несколько месяцев. Я чувствовала себя разбитой и очень, очень злой из-за того, что сделала моя мать.
А она даже не соизволила явиться, чтобы я могла накричать на нее.
Я поплелась вниз по лестнице, на каждом шагу борясь с собственными эмоциями. Слезами горю не поможешь. Крики не спасли бы моего дядю и Абдуллу от каирской тюрьмы. Звуки ссоры Уита и Айседоры пронзили мрак пустого дома. Их голоса манили меня, словно злая сирена. Они находились в библиотеке: удобные кресла, сгруппированные на мягких коврах, маленькие столики в форме цилиндра, стоящие по обе стороны.
Полки, наполненные десятками различных предметов, занимали четыре стены: книги, аптекарские баночки, бутылочки с чернилами, канцелярские принадлежности, статуэтки и фигурки различных египетских богов, богинь и животных, рамки с набросками и изображениями различных памятников и храмов,
— Расскажи, что ты делала в этой комнате до того, как я вошел, — потребовал Уит.
— Я искала улики, — огрызнулась Айседора. — Разве мы здесь не для этого? Я уже устала от твоих постоянных преследований и подозрений. Инез, не могла бы ты образумить его?
Я потирала больные виски, в глазах нарастало давление.
— Кто-нибудь из вас нашел что-нибудь полезное? Или вы все это время спорили?
У Айседоры хватило здравого смысла изобразить смущение, но Уит остался с каменным лицом. Наконец он пробормотал:
— Большинство этих предметов тронуты магией. Однако я не представляю, насколько они могут быть полезны.
Мое внимание вернулось к полкам. Мама, сколько я себя помню, была заядлым коллекционером зачарованных вещей. Где бы она ни путешествовала, она всегда находила что-нибудь, что можно было бы привезти домой. Ее любимые вещи были привезены из Парижа. Однажды она сказала мне, что заклинания, наложенные на эти предметы, носили озорной характер. Ее очень позабавила музыкальная шкатулка, которая пела только непристойные морские песенки. Но, глядя на сотни предметов, загромождающих полки, я начал понимать, что сильно недооценила ее способность к накопительству.
— Возможно, здесь есть что-то, что могло бы указать нам, где еще она может скрываться? Или, может быть, причина что она делает здесь, в Александрии? — спросила Айседора.
Уит встретил мой взгляд, слегка приподняв бровь. Мы оба подозревали, что она ищет Хризопею Клеопатры. Если бы она каким-то образом узнала, как превращать свинец в золото… Я содрогалась при мысли о том, что она сделает с таким богатством.
С такой властью.
— Там на креслах еще куча дневников, — заметил Уит. — Может, не будем торопиться и изучим все? Оливера, если ты увидишь что-то стоящее, то уменьши.
Моя рука рефлекторно дернулась к платку на шее.
— Мы останемся здесь на всю ночь? — спросила Айседора. — А что будет, если мама вернется?
— Выпьем чаю вместе, — сказал Уит.
Айседора сердито посмотрела на него. Уит опустился на пол и начал листать дневники и старые книги. Айседора читала письма, а я неторопливо осматривала полки. Это оказалось непростой задачей. Чайник свистел пламенем, когда я касалась его ручки; различные статуэтки громко пели непристойные песни, напоминая мне о старой музыкальной шкатулке; большинство платков оказались хамелеонами, они меняли фактуру и цвет в зависимости от того, к чему прикасались; бутылочки с чернилами на самом деле были лекарствами и я уменьшила их все, вспомнив историю, что поведал мне дядя на Филе. Мама постоянно беспокоилась, что заболеет, но потом обнаружила тайник с чернильными бутылочками, которые хранили остатки исцеляющей магии. Теперь она была способна вылечить что угодно: сломанные кости, тепловой удар, лихорадку, озноб, боли в животе.