Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Это простой знак внимания, дамы, — вполоборота отвечаю, пресекая их мыслительную деятельность. Изведутся бедные и больше ничего!
Они мгновенно затихают, словно языки проглатывают, теперь шушукаются, как застигнутые врасплох шпионки или сплетницы, и моментально скрываются с моих глаз в большой общей комнате. Я слышу, как там женщины сюсюкают с маленьким ребенком и что-то даже обсуждают. По-моему, предстоящий ужин и возможное меню на вечер, который мы с Тосиком, к счастью, проведем не здесь, а наедине, в том месте, которое я самостоятельно выбрал для нашей первой официальной встречи. Надеюсь, ей
— Добрый вечер, Сергей, — щурюсь от яркого света, как будто выжигающего мне сетчатку глаза.
— Вырядился, как на свадьбу! Ни дать ни взять, молодой, приехавший за будущей женой! Через порог ведь уже переносил малышку. Все, бл, у вас с ней наоборот, как будто через жопу. Ладно уж! Жених, гребаный пиздец, собственной персоной! — восседая во главе стола, Смирнов своеобразно приветствует меня и издевательски хохочет. — Она всегда долго собирается, Петруччио. Это не секрет, но простая констатация факта. У Тосика все в последний момент и с бесконечным переодеванием, конечно. Я уже три наряда успел посмотреть. Все три, положа руку на сердце, мне понравились. Я, естественно, циклопу говорил об этом, но… Антония рычала и сверкала глазками. Так специфически, в своей манере, приказывала мне заткнуться. Я вынужденно сбежал сюда и обезопасил себя, так сказать, принял превентивные меры, если твоей душе будет угодно. Уже, — подняв руку и прищурив один глаз, он смотрит на часы, — сорок пять минут сижу, не возникаю и не командую. Истосковался сильно! Весь извелся! Но детка больше не показывалась. Наверное, пришла к долгожданному или выстраданному согласию с собственным вкусом и гардеробом. А здесь крутой, я хочу тебе сказать, наблюдательный пункт. Поверь, мальчик, мы не пропустим Нию, если она вдруг надумает проскочить мимо нас.
— Еще время есть, — прохожу внутрь, — а я не тороплюсь.
— Мы с тобой успеем выпить кофейку, пожалуй. Что скажешь?
Скажу, что не хочу! Но сейчас, по всей видимости, я любезно должен предложить свои услуги и сварить кофе для Сергея? Он любит внимание, особенно, когда его оказывают такие, как я — многочисленные «женихи» Антонии. Откровенно говоря, нахожусь не в нужном настроении — волнуюсь, как свидание пройдет, — но положение, довольно шаткое и непостоянное, все-таки обязывает. Да и женскую половину я как будто бы уже задобрил и подмазал, по их собственным понятиям, теперь осталось приструнить беспокойного отца.
Здесь есть огромная проблема. Сергей — не девочка, которой я мог бы навешать лапши на уши или купить ее покладистость букетом, а на интеллектуальные беседы я сегодня не настроен. Придется сохранять нейтралитет, при этом удерживая оборону. Он сильный противник, потому что непредсказуемый и в то же время чересчур разумный. С этим «папой» надо тщательнее фильтровать базар.
— Хочу кое-что спросить. Это можно? — Смирнов встает со своего места, почесывая затылок и посматривая на меня, направляется к рабочему столу. — Черный?
Если это был его вопрос, то:
— Да.
— Выбирай место, — кивает, предлагая мне сесть. — Я быстро, а ты глазом не успеешь моргнуть.
— Это секрет, Сергей, — умащиваюсь на барном стуле, расстегиваю пиджак и подтягиваю брюки, дергая поясные петлицы.
— И все же? — настаивает на моем ответе. — Мне можно. Я никому не скажу.
— После, — грубо отрезаю, транслируя пониженным тембром голоса, что не хотел бы раскрывать тайну, которую поведаю исключительно его дочери, когда мы с ней прибудем в назначенное место.
— Страну хоть покидать не планируете? — прыскает Смирнов. — Очередная игра? Где вас с Тоником темной ноченькой искать?
— Нет.
— Ты часом не в разведке работаешь, Буратино?
Все ведь было хорошо! Просто-таки отлично, пока папаша не назвал меня этим чертовым прозвищем.
— Серге-е-е-й… — прикрыв глаза, шиплю.
— Не смешно, да?
Никогда и не было!
— Прости, парень, в моем возрасте тяжело перестроиться и поменять программу. Но, — он замолкает на одно мгновение только за тем, чтобы потом почти клятвенно пообещать, — я буду стараться, Петр, очень-очень, сильно-сильно, с огромным пристрастием и рвением. Я целеустремленный хрен, поэтому…
— Буду Вам признателен за это, — дергаю губами, уставившись в окно.
— Не кипятись, Велихов, — он что-то напевает и резко грюкает посудой, а затем внезапно добавляет то, на что я сразу не нахожусь с ответом. — Это ведь твоя работа, Петенька?
Какой-то ребус, детская шарада и углубленный кроссворд, ей-богу!
— Работа? — переспрашиваю его вопрос.
— В один прекрасный день твой папка подсунул мне чрезвычайно интересный документ, в котором говорилось, что моя девочка в грубой форме, почти издеваясь над государственной машиной, нарушает закон. Гриша — верткий хват и прожженный плут, но не в свое дело, если в том не заинтересован и не видит очевидной выгоды, конечно, никогда нос не макнет и ножками не влезет…
— Не понимаю, — отрицательно мотаю головой. — Какая девочка?
— Не заводись, — подкравшись ко мне со спины, двумя пальцами он вдруг сильно зажимает мою шею, затем склоняется, перегибается и шепчет прямо в ухо. — Тихо-тихо, мальчик, я ведь не говорю, что не доволен или не рад. Всего лишь хочу проверить одну беспокоящую меня догадку. Я несколько раз беседовал с твоим отцом. Неоднократно и чересчур настойчиво…
— О чем? — перебиваю его.
— Об этом чертовом секс-шопе, — рычит Смирнов и впивается ногтями в кожу. — «Перчинка»! Слыхал о таком?
— Нет.
— Серьезно? — ехидничает Смирнов.
— Я не понимаю, куда Вы клоните.
— Мы его прикрыли, Петенька. «Перчинки» больше нет, а у Тосика была истерика и добровольный отказ от пищи. Устроила детка жесткую голодовку. Прикинь?
— Что? — дергаясь, пытаюсь повернуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Какого…
— Ш-ш-ш! Ты не виртуоз, Петруччио. Это природная, врожденная, исключительная фишка, но тебя Всевышний этим обделил. Гриша не всесильный, а ты не талант. Не талант. Тебе далеко до исполнения своего отца. Врать не умеешь. Когда-то я уже об этом говорил. С твоего позволения, еще раз повторюсь.