Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Да?
— Ты завтра вечером свободна?
— Да, — она устанавливает перед собой то, что я ей передал и, наклонив кастрюлю, заполняет силуэт здорового медведя, плавно переходит на мелкий по сравнению с предыдущим зверем заячий образ, затем заливает какой-то как будто пряничный, раздутый по сторонам, сказочный дом, а остатки сливает в декоративный, немного вычурный цветок.
Тосик облизывается, когда заканчивает с разливкой сладкой массы, подмигивает мне и лениво улыбается:
— Свободна, Велихов,
Это хорошо! Пока идет все так, как я задумал. Работает старая система ухаживаний. Об одном молю, только бы не засбоила в самый неподходящий момент.
— А что? — и этот уточняющий вопрос я тоже предусмотрел.
— Хочу пригласить тебя, — обхожу ее и становлюсь в точности за женской спинкой.
— Куда? — вполоборота задает вопрос.
— Не поворачивайся, пожалуйста, — опускаю взгляд и регулирую свое положение позади Смирновой так, чтобы мой пах в точности попадал ей в поясницу. Удовлетворившись результатом, подхожу вплотную и вжимаю Нию в край рабочего стола.
— Ай! — ладошками и кондитерской лопаткой, зажатой в одной своей руке, Тузик упирается, пытаясь оттолкнуть меня.
— Тихо-тихо, щенок. Чего ты возбудилась?
Все ведь хорошо! А так нам разговаривать с Тонечкой привычнее, чем когда мы становимся друг к другу лицом.
— Не надо, Петруччио.
— Мешаю, что ли? — прыскаю. — Или отвлекаю? — еще один смешок и мое невесомое движение носом в ее пахучих волосах. — Или…
— Что будет завтра? Зачем спросил? — Тоня отставляет задницу и попадает булочками на мой член. — У тебя проблемы с эрекцией, Буратино? — стерва крутит жопой, потирается и бьется своей промежностью о страдающего за близостью «малыша», она пошленько хихикает и точно издевается.
А я… А я, прикрыв глаза, шепчу:
— Хочу пригласить тебя на свидание. Согласна?
Она вдруг резко прекращает пошлые движения, а я от внезапно прерванного балдежа распахиваю глаза.
— Что такое? — спрашиваю у Нии.
— Свидание? — Тосик поворачивает голову и откидывает кухонную утварь. Лопатка скачет по поверхности, затем проскальзывает несколько гладких сантиметров и, перелетев оставшееся расстояние, прибывает в заданное место назначения — где-то с той стороны рабочего стола на холодном кафельном полу.
— Ты и я, — упираюсь лбом в ее затылок, ввинчиваюсь, буравлю дырочку в женской голове. — Что скажешь?
— Скажу, что ты заболел!
А вот этого в моем плане не было! Значит, вынужденно переходим к сверхжестким мерам. Обнимаю Тосика и укладываю верхней половиной ее тела на теплый стол.
— Ты… — шипит Смирнова. — Пусти-и-и-и…
Я вижу, как дергается ее рука, как ладошка попадает в формочки с только что разлитым в них шоколадом, как сильно пачкаются ее пальцы, а вот как она, мерзавка, прокручивается подо мной, зафиксировать, к сожалению, не успеваю, поэтому получаю какао-кистью
— Ой-ой-ой! У-и-и-и! — Тузик взвизгивает и зажмуривается, словно испугавшись законной и неминуемой отдачи.
А это очень вкусно! Супер! Обалденно! У нее, конечно же, как для жалкой мелочи, чересчур тяжелая рука, но большой, почти возвышенный, талант в кулинарии. Облизываю то, что стекает с моих губ и капает ей на шею и свободную от воротниковой зоны грудь.
— Страшно? — встряхиваю распластанную подо мной. — Отвечай, Смирнова!
— Пусти-и-и, — пищит и почему-то задирает ноги, словно бежит, но только на весу.
Тузик крутит виртуальные велосипедные педали, брыкается и, упираясь запачканными в сладкое руками мне в плечи, почти самостоятельно забирается всем телом на рабочий стол.
В последнем положении я не виноват, маленькая стерва сама на это напросилась! Перехватываю мелкие сучащие перед моим носом грязные ручонки и развожу их по сторонам. Зажав запястья, прикладываю шустрые конечности о стол.
— Спокойно! — рычу, всматриваясь в ее испуганное — это несомненно — свекольное лицо. — Готовься к жестокой экзекуции, стерва! — наигранно ей угрожаю.
— К чему, к чему? — остановив мельтешение подо мной, выпучивает глазки. — Слезь с меня, козел!
Отнюдь! Все будет не так, а наоборот. Протягиваю Нию по всему столу и следом забираюсь на него, укладываясь сверху на агонизирующую — и никак иначе — девку.
— Испачкаешь платье! — вопит и пытается стряхнуть меня с себя.
Ах, так! Завожу ей за голову крутящиеся в моих тисках руки, фиксирую их одной своей, а вторую тут же погружаю в шоколад, который мы своей возней все-таки уже испортили.
— Не смей, — всхлипывает и тут же сводит губы, растягивая их в прямую линию. Теперь мычит и кривит рот.
«Пришла сладкая расплата, маленький и бешеный щенок!» — прыскаю и наношу коричневый макияж на щеки Нии. Приподнимаюсь, немного отклоняюсь, рассматриваю то, что натворил издалека, как начинающий художник, а затем губами собираю весь шоколад, который ей по лицу растер. Тоня стонет, но подставляется. Смирнова выгибает спину, сильно бьется грудью, упираясь маленькими сиськами и растирая о мое тело всегда готовые на сексуальный подвиг шаловливые соски.
— Пари хочешь, Тосик? — в перерывах между облизыванием, предлагаю.
— Какое? — подкатив глаза, с придыханием шепчет.
— Ты будешь моей.
Похоже, это шок! Возможно, даже болевой!
— Больной, чокнутый, ненормальный, — мотает головой, попадая волосами в брызги сладкого продукта, которых на столе словно блох на дворовом кобеле.
— Через пятнадцать дней ты будешь боготворить меня, Смирнова! И умолять, чтобы я по-настоящему трахнул тебя.
— Мне сейчас смешно, — она еще раз шлепает ладонью по моей щеке.