Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Хочешь посмеяться после? После того, как…
— Две недели? — внезапно переспрашивает срок.
— Да.
— Условия?
Впервые в нашей практике:
— Без условий, Тузик. Я добиваюсь тебя, а если…
— А если я не поведусь на твои попытки? — подмигивает и пальцем, испачканным какао продуктом, проводит прямую линию по спинке моего носа.
— Ничего не будет. Забудем и дальше пойдем.
— Так неинтересно, Велиховчик, — внезапно шире раздвигает ноги и приподнимает таз. — Ты, как погляжу, давно созрел. А мне до чего-то подобного нужно больше времени, а не жалких две недели.
— Четырнадцать
— Поэтому ты зовешь меня на свидание? — приподнимает голову и тянется губами к кончику моего носа. — Иди сюда, деревянный мальчик!
Приближаюсь, склоняюсь ниже, касаюсь лбом женской переносицы и в губы ей шепчу:
— Ты влюбишься в меня, Антония! Спорим или…
— Свидание? — мечтательно произносит только это слово.
— Да, — все точно подтверждаю.
— Я согласна, — хохочет и прикусывает мою нижнюю губу.
Отличненько! Значит, по рукам!
— А теперь держись, — ухмыляюсь и прохожусь испачканными в шоколаде губами по ее тонкой шее.
— Ой, боюсь-боюсь.
Глава 21
Петр
— Сегодня не через… Хм-хм? — она подкатывает глаза и кивком указывает куда-то неопределенно вверх. — Решил проявить почтение, Петруччио?
— Очень смешно, — сквозь зубы отвечаю и странно мнусь, переступая с ноги на ногу возле открытой для меня двери.
Да уж! Мои геройства даром не прошли и будут вспоминаться, видимо, до тех пор, пока исполнитель, то есть я, не отчебучит что-нибудь иное и не перебьет первоначальный рекорд, который сам же неожиданно поставил. Случайно, случайно! Невзначай. Не знаю — честное-пречестное слово, что на меня тогда нашло, но я дважды незаконно, наглой контрабандой, с нарушением территориальных границ дворца Смирновых, посетил комнату Тоньки и оба раза — так совпало — не через центральный вход.
«Нет, нет, нет, ни в коем разе! Да ты мелкая острячка, как я погляжу» — похоже, с Юлой мы не найдем общий язык.
Никогда! Не критично и не смертельно, а как-нибудь такое горе я переживу.
— Привет, Смирнова номер один, — скалюсь ей, как идиот.
— Номер один? — удивленно изгибает бровь и надменно поднимает верхнюю губу, показывая маленький клычок.
О! Хиленькая угроза, но очевидное пренебрежение и слабенькая, но с перспективой, ненависть. Все читается и ни капли не скрывается. Но… Но… Но милой, нежной, эмоциональной и сверхчувствительной Юленьке слишком далеко до ее сестрички. Старшая красотка — мягкая и чрезвычайно человечная натура. Она скроена, заточена на общение с людьми, по крайней мере, Юла способна на сочувствие, на оказание посильной или непосильной помощи, и всегда готова подставить свое худенькое плечо страждущему и нуждающемуся в том. Юля — большое и горячее сердце этой семьи, а Тоник — холодный жесткий разум и чрезвычайно точный и продуманный расчет. Родные сестры разнятся по многим составляющим. Например, диаметрально противоположные характеры и темпераменты, внешности и собственное мировоззрение. Однако в то же время есть в них что-то общее, почти неуловимое, но стопроцентно присутствующее, кроме фамилии, естественно. Аура таинственности, флер женственности, странная симпатия — ядовитый шарм и отравляющая мужчин, способных даже слабо двигаться,
— Ничего такого, без подтекста, без скрытой истины. Ты первая по праву рождения, значит, — подсовываю ей под нос букет цветов, — тебе, Смирнова.
Не ожидала! Бедненькая. Сейчас, вот-вот, по-моему, прольет слезу. Мне бы посмеяться: громогласно и от всей души, но я, как истинный джентльмен, держусь, поскрипывая зубами и то и дело поджимая губы.
— Спасибо, — она немного заикается — от неожиданности, вероятно, но то, что ей протягиваю, конечно же, берет. — Очень красивые.
Женщины любят цветы и постоянное внимание. Такая вот прописная истина, известная каждому представителю мужского пола почти с молодых ногтей. Я не исключение, естественно, а Юлька алеющими щеками, бегающими глазками, смущающимся лицом, погруженным в шапку ярко-розовых бутонов, источающих тонкий аромат, который может уловить исключительно женский нос, все точно подтверждает.
— Проходи, — отступает от двери, струной вытягивается возле полотна и свободной от букета рукой указывает, куда я могу проследовать, когда переступлю порог.
Меня упрашивать не надо: шагаю смело и осматриваюсь по сторонам.
— Добрый вечер! — откуда-то, по-моему, с правой стороны раздается взрослый женский, приятный и спокойный, но как будто немного уставший, тихий голос.
А это Женя! Евгения — мать Нии и Юлы, жена Смирнова.
— Прошу, — протягиваю ей второй букет, ничем не отличающийся от того, который только что передал в руки ее старшей дочери.
— Спасибо, — шепчет и принимает знак моего внимания.
Кажется, все? Программа-минимум отлично выполнена и не требует уточнений или переустановки.
— Тоня еще не готова, — Смирнова старшая красиво смущается, опускает голову, прячет взгляд, усиленно делает вид, что внимательно изучает цветочную композицию. — Это ничего?
— Все нормально. Я подожду.
Женя щурится и мягко улыбается.
— Как родители, Петр? — бухтит куда-то в свой собственный розарий.
— Передают вам привет. Все хорошо, стабильно. Отец работает, а мама своим хобби наслаждается.
Четко и по делу, как будто не сбрехал.
— Кофе или… — начинает говорить, но не успевает до конца сформулировать свою мысль, как ее немного грубо перебивают.
— Пусть сюда идет, — кричит глава семейства. — Велихов! — орет Смирнов. — Ко мне!
Пиздец и твою мать! Какое «ласковое и милое обращение». Голосит, вопит, командует, приказывает. Мне? Мне, и как собаке. Вздрагиваю и бормочу себе под нос, но так, чтобы, не дай Бог, никто ничего не услышал:
«А папочка уже не в духе! Держись, дружок».
По моим недавним воспоминаниям место, откуда раздается мужской голос, зовется кухней в этом доме и находится…
— Прошу меня простить, — заношу ногу, чтобы сделать первый шаг в том направлении.
— Да-да, конечно, — Женя мягко отступает и присоединяется к старшей дочери. — Красивые! — я слышу, как она шепчет впечатления Юльке, и обе что-то тут же начинают обсуждать, приглушенно хихикая. — Каждой по букету, ты подумай. Галантный мальчик! Красивый какой…
— По-видимому, это взятка, мама, — выкатывает умудренная жизнью дочь. — Он подлизывается к нам. Очень неумело, между прочим. Цветочки вот вручил. Однако пара-тройка умных фраз не сделают…