Генерал Деникин. Симон Петлюра

Козлов Александр Иванович

19 августа германские войска перешли в наступление против Северного фронта, сразу же создав опасность русским войскам оказаться в окружении. 12-я армия оставила Ригу и отошла на 60–70 верст от нее, потеряв 9 000 пленными, 81 орудие, 200 пулеметов и т. д., а самое главное — богатый промышленный центр. Это поставило под угрозу все направление на Петроград и вызвало еще большее озлобление революционной демократии против высшего командования и офицерского состава, хотя в это же время дезорганизованные солдатские массы, объятые паникой, потоком отступали, куда глаза глядят. А комиссары и комитеты дезориентируя правительство, рапортовали в столицу, что «войска честно исполняют все приказы командного состава… случаев бегства и предательства войсковых частей не было». От полного разгрома спасло только то, что немецкие планы не предусматривали дальнейшее наступление.

Левая

печать обрушилась с критикой на Ставку и все командование. Газета «Известия», орган советов, обвинила высшее военное командование в том, что оно запугивает грозными событиями Временное правительство и, терроризируя, пытается «заставить его принять ряд мер, направленных прямо и косвенно против революционной демократии и ее организаций». Черновское «Дело народа» развивало мысль о том, что командование перекладывает свои ошибки и свою неспособность организовать дело как следует «па плечи погибающего тысячами мужественного и доблестного солдата». В печати замелькали сообщения о предстоящем удалении Корнилова с поста Верховного главнокомандующего. Это незамедлительно вызвало ответную бурную реакцию со стороны его приверженцев. Союз казачьих войск, Главный Комитет офицерского союза, Военная лига, Союз георгиевских кавалеров, Совет общественных деятелей и множество других организаций разразились шквалом резолюций, сходных с той, что принял казачий орган: Совет «снимает с себя всякую ответственность за казачьи войска на фронте и в тылу при удалении Корнилова». Однако даже среди казаков не было единства. Правление казаков Юго-Западного фронта, находившееся под влиянием революционной демократии, заявило в ответ: «Если… против воли правительства будут давления на него… казачество всеми силами поддержит Временное правительство во всех его начинаниях и стремлениях, направленных к спасению отечества и завоеванных свобод».

В 20-х числах августа прибывший от Корнилова с личным письмом офицер устно доложил Деникину, что в конце августа в Петрограде произойдет большевистское восстание, к этому времени туда подойдет 3-й корпус во главе с Крымовым, который объявит в Петрограде военное положение, заодно покончит и с восстанием, и с советами; одновременно будут объявлены законы в соответствии с «корниловской программой», и что Деникину надлежит отправить надежных офицеров для включения их в столичный отряд. Одновременно офицер сообщил о различных новостях Ставки. В частности, о предстоящих перестановках и назначениях командующих войсками в Киеве, Одессе, Москве, предполагающихся изменениях во Временном правительстве. Тогда же, по свидетельству А. Ф. Керенского, на него усилилось давление Ставки по поводу перевода Петрограда на военное положение и передачи войск его округа в распоряжение Верховного главнокомандующего.

Наконец-то для Деникина начала проясняться обстановка в столице и Могилеве. Оп пришел к заключению, что «история русской революции входит в новый фазис». Но ни одного командующего армией он не посвятил в суть полученных им распоряжений Ставки. Только с Марковым они неустанно, со всех сторон, анализировали, пытаясь понять их скрытый смысл, надвигавшиеся события. Им обоим совершенно отчетливо виделась и ими сознавалась фатальная неизбежность кризиса. «Ибо большевистские или полубольшевистские советы — это безразлично — вели Россию к гибели. Столкновение неизбежно».

В гнетущей атмосфере предчувствий протекали день за днем. Вечером 27 августа наконец грянул гром — в Ставку пришла телеграмма за подписью Керенского об отчислении от должности Верховного главнокомандующего генерала Корнилова и временном зачислении на нее генерала Лукомского. Однако распоряжения Керенского были незаконными, так как Верховный подчинялся только всему Временному правительству. Поэтому Корнилов и Лукомский отказались их исполнять и уведомили об этом главнокомандующих фронтами. Лукомский тотчас направил пространный ответ Керенскому. В обстановке, созданной безответственными общественными организациями при попустительстве Временного правительства, указывал Лукомский, армию теперь воссоздать не удастся и, как таковая, она «должна развалиться через два — три месяца», а тогда Россия вынуждена будет заключить позорный сепаратный мир. Требования Корнилова призваны предотвратить такой ход событий — спасти Родину и революцию, что получило одобрение и с вашей стороны. Но ваша сегодняшняя телеграмма толкает к развязыванию гражданской войны. «Ради спасения Родины вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его», ибо

это «поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала. Я лично не могу принять на себя ответственности за армию, хотя бы на короткое время… ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию».

Поняв глубинный смысл развернувшихся событий, хотя и давно ожидавшихся, но в другом ключе, Деникин утратил надежды на мирный путь возрождения армии и спасение России. Развеялись и иллюзии на благополучный исход столкновения Корнилова и Керенского. Теплилась надежда лишь на корпус Крымова. Но совершенно не разделяя идеологии Временного правительства и считая его преступным, Антон Иванович всецело поддержал Корнилова. В телеграмме, отправленной в столицу, он выразил свою позицию, снова открыто и прямо, как всегда: «Я солдат и не привык играть в прятки. 16 июня, на совещании с членами Временного правительства я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена. Оставление свое на посту главнокомандующего я понял тогда, как сознание Временным правительством своего тяжкого греха перед Родиной и желание исправить содеянное зло. Сегодня получил известия, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста Верховного главнокомандующего. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду».

Тогда же Марков, солидаризируясь с Деникиным, тоже послал телеграмму правительству с осуждением действий Керенского. Антон Иванович запросил Ставку чем можно помочь Корнилову и разослал копии своей телеграммы главнокомандующим всех фронтов и командующим армиями своего фронта. Одновременно приказал изолировать Юго-Западный фронт от поступления сведений без ведома штаба о событиях в Ставке и Петрограде в связи с возникшим конфликтом между Корниловым и Керенским. Главнокомандующие других фронтов 28 августа также отправили телеграммы Временному правительству, осуждая отрешение Корнилова от должности.

Штаб Юго-Западного фронта притих в ожидании вестей из Могилева. Марков по вечерам собирал офицеров и докладывал о поступивших сообщениях. Фронтовая революционная демократия переполошилась. Многие ее лидеры попрятались на частных квартирах. Ночь проходит в тревожных ожиданиях и тяжких думах. Бессилие, обидное и угнетающее, действует подавляюще. Но вот прорывается приказ Корнилова. В нем изобличается вымысел Керенского, будто 26 августа член Государственной думы В. Н. Львов передал премьеру требование Верховного о передаче ему Временным правительством всей полноты власти до составления им нового правительства. «Это, — заявлял Корнилов, — сплошная ложь…Не я послал… В. Львова… а он приехал ко мне как посланец министра-председателя… Свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества.

Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час ее кончины.

…Я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба… убивает армию и потрясает страну внутри… мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путем победы над врагом — до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни… сделать русский народ рабами немцев — я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли».

В тот же день, 28 августа, комиссар Юго-Западного фронта эсер Иорданский, находившийся в Житомире, принял на себя «военную власть» и выпустил воззвание, в котором рассказывал, как Деникин намеревался «возвратить старый режим и лишить русский народ Земли и Воли». А в Бердичеве сообщалось о контрреволюционной попытке «генерала Деникина свергнуть Временное правительство и восстановить на престоле Николая II». В гарнизоне тыловых частей при штабе фронта на Лысой горе Бердичева возникли волнения. Направленный туда чешский поручик Клецандо для беседы с пленными австрийцами подвергся нападению русских солдат, защищаясь, легко ранил одного из них. Это еще больше подлило масла в огонь. Из окна своего дома Деникин видел, как собралась толпа. После двухчасового митинга образовалась колонна, которая с красными флагами двинулась к штабу. Дежурившая возле него и дома главнокомандующего сотня оренбургских казаков наметом ускакала прочь.