Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

– Так надежнее. Уж извини.

Город встретил Аххарита хмуро. А может, то говорило его похмелье. Подобравшись к площади, он увидел наваленные друг на друга трупы, которые пока еще не воняли. Однако скоро начнут. Что же, придется жителям и воинам ненадолго смириться с этим маленьким неудобством.

– Привязывайте их к кольям, выставляйте у рвов! – повелел кайнис, жмурясь от дневного света, и тут же обратился он к одному из сотников: – Тахир, прикажи своим, пусть наделают чучел из соломы, да оденут их по-нашему.

И тоже – к кольям и рвам.

Убедившись, что сотник послушал приказа, он уже повернулся к занимающимся мертвецами воинам, когда ему в ноги бросилась какая-то женщина. Утопая в слезах, она голосила:

– Кайнис, пожалуйста, смилуйся. Это мой единственный сын, он еще совсем маленький! Был… А враги станут по нему стрелять… Я не выдержу! Я похоронить его хотела! Пожалуйста! Он – единственный! У меня никого больше нет!

– Какая жалость, – промолвил Аххарит и наклонился к женщине, приподнимая ее за плечи. – Сочувствую. Но Илирин важнее.

Впрочем, заметив неподдельное отчаяние в ее лице, он добавил, мило улыбнувшись:

– Надеюсь, прекрасная госпожа меня простит, – достаточно оказалось одного его взгляда, и люди быстро оттащили застонавшую от безысходности женщину.

– Проклятый! Проклятый! – хрипло вопила она.

Аххарит приложил руку к груди и вежливо поклонился.

***

Ночь проглотила равнину, а небо, затянутое тучами, делало ее еще темнее. Единственные источники света – костры в лагере и далекие их отблески возле Октане: дозорные илиринцев тоже не дремали.

– Утром двинемся на город, – промолвил Ирионг.

Батерхан вяло кивнул и плотнее закутался в плащ, чтобы спрятаться от ветра. Правда, это плохо помогало. Ирионг, заметив усталость тысячника, прикрикнул:

– Укладывайся спать! Такой ты мне не нужен. Выспись. И чтобы к утру пришел в себя! Давай!

Тот не заставил просить себя дважды и завернулся в раскинутую неподалеку шкуру. Ирионг же, невзирая на пронизывающий ветер, остался у костра: привычка, которой он научился у Видольда – телохранитель всегда утверждал, будто ночью да в одиночестве лучше думается. А Ирионгу нужно было очень хорошо поразмыслить и решить, как лучше взять город, силы защитников которого превосходили силы нападающих.

Утро для него наступило внезапно. Мало что изменилось в сумрачном небе – все так же клубились тучи, гонимые ветром, по-прежнему скрывалось солнце – разве что вокруг посерело. Военачальник продрал глаза, обнаружив, что так и заснул на земле, у костра, заботливо поддерживаемого дозорными.

Протрубив подъем, он наскоро привел в порядок оружие и доспехи. Пора! Пусть илиринцев в городе много, однако хорошие бойцы среди них редкость, а потому можно было считать, будто силы равны.

По его приказу воины выстроились

в этельды и выступили в путь. Несколько часов – и на горизонте показался Октане, огороженный рвами, за которыми выстроились илиринцы. Значит, подготовились к вторжению. Что ж…

Ирионг уже собрался отдать приказ о наступлении, когда его внимание привлек голос одного из дозорных. Тот несся со стороны расположенных левее холмов:

– Враги позади! За холмами! Подступают!

Военачальник быстро спросил:

– Сколько? Далеко?

– Как нас. А скорее, больше. В двух часах верхом.

Ирионг тихо выругался. Сожри тьма этих илиринцев! Откуда они взялись? Как умудрились зажать его войско между двух сил? Те, у города, пока не предпринимали никаких действий, чего-то ждали. Должно быть, этих новых сил и ждали.

Военачальник, поразмыслив, решил оставить несколько разведывательных отрядов, чтобы продолжали наблюдать за защитниками Октане, а сам с войском выдвинулся навстречу нежданному противнику.

Еще немного – и отерхейнцы увидели илиринскую рать, и приготовились встретить ее в открытом бою.

Ощетинились копейщики и мечники. Полукругом выдвинулись вперед лучники, расположившись по краям войска.

– Попробуем закольцевать, – сказал Ирионг.

Повторять дважды не потребовалось. Строй-ловушку, который размыкался, проглатывая добычу, и снова смыкался, воины знали хорошо. Рискованный строй – ведь противник мог вырваться из окружения, – совершенно не подходил для битвы, например, с конниками диких племен, но илиринцы – другое дело. Они привыкли воевать стройными рядами, а потому и поймать их будет проще.

Аххарит отдал приказ наступления. И понеслись, держа копья наперевес, всадники, заклубилась пыль под копытами. Отерхейнцы же стояли неподвижно, только лучники посылали стрелы, раня коней и людей. Это показалось кайнису странным, ведь он знал, что враги перед основной схваткой предпочитали отправлять вперед несколько небольших конных отрядов, которые быстро атаковали и тут же рассыпались, изматывая противника и стараясь нарушить его строй – тактика, позаимствованная у дикарей. И лишь потом вступала в бой основная часть войска. А сейчас отерхейнцы стояли и ждали непонятно чего.

Но остановить своих людей он уже не успевал, да и не пытался: стопорить бешено несущуюся конницу чревато – ряды всадников могут столкнуться, смешаться, возникнет неразбериха, которой воспользуется враг.

Сначала их встретили стрелы и метательные копья – но это было предсказуемо и не остановило илиринцев. Скачка не продолжилась, и вот уже они врезались в строй врага.

Пыль, кровь, ржание коней, крики раненых – и все-таки они прорвали цепь отерхейнской конницы, и уже разразились было торжествующими криками, но тут что-то произошло: испугались и заметались лошади: падали, сталкивались, калеча друг друга и наездников.