Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

– Пусть так. Но если ты ошибаешься, и илиринцы оставят большую часть войск у границ с Эхаскией? Вдруг им тоже пришла в голову мысль, что мы попытаемся пройти через нее?

– Может быть. Хотя не думаю. Бывшему их военачальнику – Ниррасу – может и пришла бы, а Хаттейтину вряд ли. Он и вполовину не так хорош, как Ниррас. Наше счастье, что тот мертв. Мой брат тоже мог бы догадаться о нашей задумке, но он исчез. Илиринцы, как мне доносят, сами из-за этого растерялись. В любом случае, я уже принял решение. Я ценю твои знания, Ирионг, и доверяю им, но мы все-таки рискнем.

– Ни мне, ни войску еще ни разу не пришлось

усомниться в тебе. Надеюсь, и этот раз не станет исключением.

– Я тоже на это надеюсь.

– А я надеюсь, – раздалось из угла монотонное ворчание, – что вы оба сейчас отправитесь спать. Иначе вы не только до Эхаскии не доберетесь, но и до ближайшего поворота не доползете. Чего доброго, с лошадей свалитесь, а я вас на себе тащить не собираюсь. Я хоть и телохранитель кхановый, а носильщиком быть не нанимался. Так что придется вам отсыпаться на дороге, а потом догонять войско на своих двоих.

– Видольд… – предупреждающе протянул Элимер.

– Ну да… это, повелитель… прости мою дерзость, в общем. Это ж я только ради вас.

– Мы сами о себе позаботимся, Видольд, – холодно отозвался кхан. – Но в одном ты прав: спать и впрямь пора. Причем тебе тоже.

Попрощавшись с Ирионгом, который отправился в свой шатер, Элимер раздраженно обратился к телохранителю:

– Сколько раз я предупреждал, чтобы ты оставлял свой сарказм при себе?

– Ну, извиняй, Кхан, – пожал плечами Видольд, – не сдержался.

– Ты слишком часто не сдерживаешься.

– Ага. Но я стараюсь, – усмехнулся телохранитель. – Ну, пойду к костру, если позволишь.

– Можешь остаться здесь. Места достаточно.

– Да мне под небом как-то свободнее и спится, и дышится, Кхан. Нам, бывшим разбойникам, и ураган нипочем.

– Как знаешь.

– Спокойных снов и да будут благоволить тебе Боги.

И Видольд тенью выскользнул из шатра.

II

Погода стремительно ухудшалась по всему Илирину: ветра гуляли, ломали деревья и срывали соломенные крыши домов. Что-то странное творилось, даже самые древние старики не могли припомнить такой непогоды. Да еще и в это время года, когда весна в разгаре.

"Не к добру", – шептались старухи.

"Точно не к добру", – вторили им женщины помоложе.

Мужчины молчали, не желая потакать женским страхам, однако и они чувствовали себя неспокойно. Впрочем, мужчин по городам и селам оставалось не так много – в основном старики, калеки да юнцы. Большую часть обязали вступить в ополчение, дабы защитить Илирин Великий от полчищ диких варваров.

Бредену повезло: трактирщик спрятал его в погребе, когда сюда наведался отряд вербовщиков. А что делать? Нужно же хоть кому-нибудь защищать полупустую деревню от разбойников, которые непременно сунутся в осиротевшее поселение. А Бреден, чего таить, куда лучше справится с их нашествием, чем какой-нибудь крестьянин, не знакомый ни с чем смертоноснее вил.

Кайла не скрывала радости от того, что Бреден остался. Да, она тогда сильно разозлилась и обиделась на него, но все равно ничего

не могла поделать со своими чувствами. Кроме того, на следующий же день после того стыдного случая Бреден сам подошел к ней и попросил прощения за глупый смех. Да-да, он так и выразился: "глупый". По его словам, это от неожиданности. А еще, Бреден поделился с Кайлой своей тайной. Оказывается, Ирэйху вовсе не брат ему, а сын. Мать ребенка, его возлюбленная, умерла родами. И до сих пор не удалось ему ее забыть.

К девчоночьей влюбленности Кайлы прибавилось сочувствие. И надежда, что когда-нибудь своим терпением, добротой и любовью она заставит сердце Бредена оттаять. И как же счастливы они тогда будут вместе! А пока она останется его подругой. До лучших времен.

Да, Шейра научилась лгать. И лгать убедительно. По крайней мере, хоть кому-то стало от этого лучше. Например, Кайле. Жаль, она не могла рассказать ей всю правду, хотя очень устала скрывать от всех свое истинное прошлое.

Страшное слово "война", сопровождаемое плотно сжатыми губами и испуганными глазами, зазвучало в деревне лишь спустя пару месяцев после ее начала. В первое время, хоть и забрали мужчин, но в жизни деревни перемены не ощутились. Странная непогода, конечно, волновала жителей, но все-таки солнце, пусть реже, но светило, поля зеленели, коровы с козами доилась.

Настоящие перемены начались позже. Сначала пришел отряд илиринских воинов, изъял остатки прошлогоднего зерна и угнал добрую половину скотины. Потом шайки разбойников перекрыли торговые тракты, нападая на обозы крестьян, которые везли шерсть и вяленое мясо на продажу в близлежащие города.

А погода все ухудшалась, ветра завывали все сильнее, заламывая и без того поредевшие посевы, еды становилось все меньше. Трактир, за которым приглядывала Шейра, закрылся, а трактирщик, забрав жену и детей, переехал к родичам в город. Айсадка осталась жить в опустевшем трактире со своим сыном – благо, ее никто не выгонял на улицу. Но пищу для себя и Ирэйху-Ше теперь приходилось добывать другим способом: помогать крестьянам с работами на их полях и ухаживать за их взволнованной и истощенной скотиной. Руки ее очень скоро покрылись кровоточащими мозолями, лицо осунулось и похудело, кожа начала шелушиться, обдуваемая уже почти привычным пыльным ветром. Впрочем, от этого страдали все без исключения жители деревни.

По-настоящему война докатилась до Малых Озер вместе с небольшим отрядом отерхейнских всадников, по какой-то причине отколовшейся от войска. Непонятно, каким образом и, главное, зачем их занесло в такую глушь, но они моровым поветрием пронеслись по их и соседним деревням. Забрали у крестьян последнее зерно и скотину, пожгли жалкие остатки посевов, изнасиловали добрую половину женщин и убили большую часть стариков и детей.

Пламя, сожрав посевы, перекинулось на соседние хибары. Крестьяне смогли унять пожар, но несколько семей остались без крыши над головой. Обездоленные, они переселились в опустевший трактир, где жил до сих пор один только Бреден со своим малолетним братом.