Год активного солнца
Шрифт:
Нана Джандиери — исключение, во всяком случае так мне кажется. Когда она идет по улице, ее тело поражает не только удивительной пластикой, но и поразительной пропорциональностью. Я убежден, что в платье Нана Джандиери выиграет еще больше.
— Вам никогда не предлагали сниматься в кино?. — спросил я, обогнав громадный трайлер, груженный длиннющими стальными трубами.
Трасса впереди свободна.
— Очень часто.
Я напряженно смотрю в ветровое стекло, но каким-то внутренним зрением вижу перед собой длинные изящные пальцы девушки.
— И
— Конечно.
— Но почему? Принципиальные соображения, наверное?
— Принципиальность тут ни при чем. Просто я начисто лишена актерских способностей.
— А я убежден, что вы играли бы в кино ничуть не хуже любой красивой актрисы? — воскликнул я искренне, неловко управляя машиной под ее пристальным взглядом.
— Благодарю за веру в мои способности! — улыбнулась Нана. Видно, мою искренность она сочла за банальный комплимент.
Нана отвела от меня взгляд и провела рукой по волосам. Я облегченно вздохнул и вновь подчинил машину своей власти.
— Я не совсем уверена в себе, видимо, оттого, что слишком высокого мнения о профессии актера. Вовсе не исключено, что и я достигла бы кое-чего, но я терпеть не могу подделок — ни в вещах, ни в дружбе, ни в чувствах. Тем более в профессии. Я ценю все настоящее, искреннее и истинно талантливое.
Молчание. Длинное, но вовсе не тягостное. Признаться, оно мне даже приятно.
Мне кажется, и Нане молчание, воцарившееся в машине, доставляет удовольствие. Словно невидимые нити протянулись между нами. Тихая музыка зазвучала во мне. Электроволны, излучаемые прекрасным телом Наны, захлестнули меня с ног до головы, и радость переполнила все мое существо.
Время от времени, обогнав очередную машину и обеспечив себе свободную трассу, я искоса поглядывал на девушку. Ветерок трепал ее челку, сдувая ее с красивого чистого лба.
«Челка гораздо больше ей к лицу», — думал я про себя, любуясь в то же время ее лбом. С откинутыми назад волосами Нана походила на школьницу.
На указательном пальце Нана носила одно-единственное кольцо, тяжелое серебряное кольцо с чернью. Рукава ее джинсовой рубашки были закатаны по локоть, а запястье оттягивали массивные стальные часы, придававшие ее гибкой и подтянутой фигуре спортивный облик. Я часто ощущал на своем лице пристальный, смущающий меня взгляд девушки и изо всех сил нажимал на газ. Машина мчалась с огромной скоростью, оставляя позади шарахающихся в испуге собратьев.
Рев реки послышался совсем близко. В мерцающем свете звезд я отчетливо увидел контуры моста. По совету водителя грузовика, я повернул налево и пошел по следам машины. Вскоре показался брод. Я включил ближний свет и осветил реку. Боясь напороться на подводный камень, я осторожно открыл дверцу и вышел из машины. Подошел к реке вплотную, пытаясь обнаружить в ней самое мелкое место.
Вдруг хлопнула дверца. Я оглянулся. На мгновение меня ослепили фары. Я догадался, что Нана вышла из машины и направляется ко мне. Неожиданно
— Какая красота! — воскликнула Нана.
Ее голос в тишине ночи показался мне удивительно мелодичным. Не останавливаясь, девушка прошла мимо меня к самой реке. Она неторопливо нагнулась, скинула туфли и закатила джинсы по колено. Я невольно засмотрелся на ее точеные лодыжки и узкие нежные ступни, забелевшие в темноте.
— Ой, какая холодная! — воскликнула Нана еще до того, как ступила в воду.
Облокотившись на капот машины, я не сводил глаз с Наны, медленно передвигавшейся по колени в воде.
Фары машины вырезали во мраке янтарную пирамиду, упиравшуюся острием в капот машины. Я сунул руку в открытое окно машины и погасил свет.
— Нодар! — в испуге вскричала Нана.
Я тут же включил фары. Нана, кусок бурлящей реки и несколько ив вновь оказались в опрокинутой янтарной пирамиде. Нана испуганно ищет меня глазами, но я стою вне пределов света, и она не может отыскать меня. Не видит она и того, что на лице моем блуждает нежная, любящая улыбка.
— Не выключай, Нодар, пожалуйста, я боюсь!
Видимо, с перепугу Нана перешла на «ты». Что же, темнота и одиночество быстро сближают людей.
Нана осторожно, с опаской сделала несколько шагов. Река у брода поспокойней, но, видно, Нана все же боится упасть. Наконец она выбралась на берег и залезла на большой белый камень. Когда она выпрямилась, голова ее оказалась за гранью пирамиды, и она стояла на камне, словно античная скульптура.
На белом камне еще отчетливей вырисовалась линия ее узкой ступни.
— Может, поедем?
— Сейчас.
Она совсем по-детски помахивает в воздухе сначала одной ногой, потом другой, пытаясь их высушить.
— Не вижу, где мои туфли!
Я направился к тому самому месту, где Нана оставила свою обувку. Я без труда обнаружил ее туфли, да их и не надо было искать. В белых камнях, освещенных светом фар, отчетливо виднелись два красных пятна.
— Спасибо! — поблагодарила меня Нана еще до того, как я подошел к ней с туфлями в руках. Я подал ей руку, и она, легко спрыгнув с камня, взяла у меня туфли.
Я пошел к машине, облокотился на капот и стал терпеливо ждать, когда Нана обуется. Но она не торопится. Видно, ноги ее еще не совсем просохли.
В течение целого дня что-то зрело и копилось во мне, но что именно, трудно было определить. И вот теперь я совершенно отчетливо осознал, что давно уже не был так счастлив, безмерно счастлив…
Осознал и вдруг испугался. В ушах у меня зазвучал знакомый голос, голос Эки: «…Пройдет время, и все изменится. Если уже не нашлась, то очень скоро найдется девушка, которая одним взмахом руки отметет всю твою нынешнюю философию. И ты снова станешь таким же жизнерадостным и энергичным, каким был еще год назад. И глаза твои вновь станут такими же сердечными, внимательными и любящими, какими были они при нашей первой встрече…»