Год активного солнца
Шрифт:
Красивый хлесткий удар. Последний шар. Конец. Я проиграл.
Гавашели кладет кий на стол и смотрит на часы.
— Уже пятый час! — говорит он, нахмурясь. Потом вытряхивает из трубки табак, надевает пиджак и платком тщательно стирает мел с руки.
— Вы правы! — неожиданно возвращается он к нашему разговору. — На сегодняшний день трудно высказать какое-либо определенное мнение о многих явлениях. Техника стремительно шагнула далеко вперед. Мы сделали столько открытий, что для объяснения и анализа механизма их действия у нас не хватает ни времени, ни фундаментальных законов современной
— Не кажется ли вам, что вся метагалактика — один целостный организм, который дышит, движется, живет, стареет и наконец умирает?
— Это можно сказать лишь об отдельных звездах. Они действительно рождаются, стареют и умирают, однако процесс их происхождения непрерывен. Может, мы выйдем отсюда?
Он спокойно отворил дверь.
— Прошу вас!
— Нет, нет, сначала вы, уважаемый Торнике.
— Прошу сначала вас. Я здесь хозяин.
Вечерняя прохлада тотчас же напомнила нам, что целый час мы дышали спертым воздухом.
— Понятие, называемое нами эволюцией вселенной, неверно, — вновь начал я.
— Но почему?
— Я думаю, что вселенная испытывает не эволюцию, а деградацию.
— Ваше соображение не оригинально. Многие ученые полагают, что вселенная потихоньку изнашивается и истребляется. И ни одна сила не в состоянии восстановить ее ткань.
Я закуриваю.
— Я имею в виду теорию тепловой смерти вселенной. Согласно второму закону термодинамики, материальный мир будет двигаться лишь в одном направлении. В результате возрастания энтропии энергия полностью исчерпается, и вселенная прекратит активную жизнь.
— И эта теория не нова.
— А я и не собирался предлагать вам новые теории. Я просто проверяю некоторые свои мысли.
— Да ведь и я просто так… размышляю… Существует теория, что необратимость вселенной не приведет материальную вселенную к тепловой смерти. К сожалению, современная наука не может сказать ничего определенного о том, что будет спустя миллиарды лет.
— Но хватит ли у человека возможностей до конца проникнуть во все тайны вселенной? Ведь это означало бы, что человек превзойдет природу, создавшую его! Неужели человек когда-нибудь создаст машину, превосходящую его по сложности? Ну, хотя бы такую, которая будет обладать чувством юмора, способностью любить и ненавидеть, радоваться и грустить.
— Я верю в человека. Посудите сами, даже в нашей короткой беседе мы пытались заглянуть через миллиарды лет и увидеть, что станется с Землей в случае, если действительно исчерпается последний эрг вселенной. Повторяю, я верю в безграничность человеческих способностей и сил. Природе потребовались миллиарды лет на создание форм жизни! А вы хотите, чтобы человек в какие-нибудь три-четыре десятка лет создал машины, обладающие чувством юмора? Человечество лишь недавно сделало свои первые космические шаги, а результаты уже обнадеживающие. Вы совсем еще молодой человек, и вы станете свидетелем открытий множества тайн
Общежитие лаборатории космических лучей.
Я лежу навзничь и смотрю в окно. Солнце сместилось далеко на запад, и в комнате почти темно. В четырехугольнике окна виднеются далекий хребет и маленькая церквушка на скалистом пригорке, напоминающие натуралистический пейзаж, подсвеченный невидимым электрическим светом.
Я курю.
Табачный дым окутывает меня, набиваясь в ноздри, в гортань, легкие.
Я сердито бросаю сигарету в пепельницу на полу.
Я закрываю глаза, пытаясь отключиться, забыться, уснуть. Но все без толку.
Что со мной происходит?
Почему сердце бьется так сильно?
Может, оно приняло и ощутило некий таинственный импульс? Иначе, почему меня так томит чувство ожидания, беспокойства я словно чего-то жду.
«Я должен сегодня же поехать в Тбилиси! — неожиданно решаю я. — И не сегодня, а сейчас, сию же минуту!»
Я открываю глаза.
В четырехугольнике окна, подсвеченный невидимым электричеством, по-прежнему висит натуралистический пейзаж. Но теперь неизвестный художник мастерски вписал в него коня шоколадного цвета.
Я лихорадочно одеваюсь и нашариваю в кармане ключи от машины.
Внезапно конь взмахнул хвостом и двинулся вниз по склону. И картина сразу исчезла. Впрочем, не то чтобы исчезла — просто превратилась в реальность.
— Куда ты? — спросил Гия, увидев меня у машины с сумкой в руке.
— В Тбилиси!
— Что-то случилось?
Неужели он заметил на моем лице печать нетерпеливого ожидания?
— Да ничего не случилось. Вдруг захотелось. Завтра или от силы послезавтра я вернусь.
Руль покорно подчиняется движению моих рук.
— Прихвати стоящие сигареты! — кричит мне вслед Гия
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Еще пять километров, и мы в моей деревне.
Солнце зашло недавно, но уже порядком стемнело.
Звезды на небе засверкали в полную силу.
— Какие звезды! — восторженно восклицает Нана. — Они ярки, наверное, потому, что мы высоко в горах, правда?
— Ну конечно, высота играет свою роль. Но главное все-таки — чистый прозрачный воздух, — откликаюсь я.
— Мы скоро приедем?
— Еще километров пять. Впрочем, по такой дороге мы доберемся не раньше, чем через полчаса.
Нана молчит, и я не могу понять: то ли ей не терпится побыстрее попасть в деревню, то ли ей по душе наш столь неожиданный и романтический вояж.
Время от времени она высовывает голову в окно и, запрокинув ее, долго смотрит в небо.
Раз или два машина угодила в рытвину, и Нанина голова резко дернулась, едва не ударившись о верхний край окна.
Я медленно, переваливаясь с боку на бок, продвигаюсь вперед. Мотор ревет и задыхается на первой скорости. Я жду не дождусь, когда можно будет включить вторую скорость, чтобы машина хотя бы перевела дух. А пока, покорно отдавшись во власть моих рук, она одолевает метр за метром, треугольно рассекая темноту сверкающим светом фар.