Годзилла
Шрифт:
Дубкова сняли с наряда, а на его место отправили Ратькова. В караулке устроили переполох и на всеобщую опалу нашего периода временно забыли, что не могло меня не радовать.
На следующий день весь батальон собрали в расположении первой роты, рассадили на стулья и комбат Рысюк благим матом целый час песочил нам мозги, пугая всех кичманом и иными армейскими лишениями.
В карауле стало всё по уставу: бдительные проверки, чёткие смены на постах, проверка опечатанности дверей, непрерывное патрулирование, отработка вводных и “караулы в ружьё” по тревоге, подготовка к наряду, зубрёжка статей, словом, - имели. Да и “фазаны” зааккуратничали, даже
Через пару дней на всеобщем построении Дубкова вывели на середину плаца и замком по части Лавицкий объявили ему трое суток ареста. Дубков побледнел и до вечера оставался молчаливым.
Утром прапорщик Станкович сказал ему напутственные слова и увёл вместе с майором Швокой к “уазику”, ожидавшему их у КПП. Так на кичман попал первый из наших “фазанов”. К моему большому сожалению единственный, кто этого не заслуживал. Как же мы все хотели, что бы туда угодил Кесарь.
– “Фазаны” уйдут, а он останется, - говорил нам Гурский про Дубкова.
– Я его мои портянки жевать заставлю, вот увидите.
И мы хотели посмотреть на это зрелище.
АПРЕЛЬ
Настоящая весна, когда в городе повсеместно стал таять снег и через густой свинец облаков пробился тёплый свет солнца, встретила нас весьма “гостеприимно”, с одной стороны намекая на приближение моей свободы, но в свою очередь, указывая на наше место в роте.
Ночью в расположении нас подорвали “фазаны”-пекари. Обитали они в нашей роте, но видел я их только на “стелсе”, около раздаточной в белых фартухах и дурацких шляпках булочников. Фамилия одного была Бужевец, другого Пылкевич. Оба были отъевшимися крепышами и, видимо, первого апреля немного перебрали.
Где-то в час ночи они возвращались в расположение, а уходили за час до общего подъёма. Спали мало, однако избавлялись от всеобщих нормативов, нарядов и прочей армейской волокиты.
Подорвали нас как раз в этот промежуток их прихода.
– Подъём, первый период!
Я услышал, как кто-то задёргал мою койку, и я быстро подскочил.
– Вы бы ещё позже пришли!
– послышался сонный голос недовольного дежурного по роте сержанта Гнилько.
– На, держи картошку печёную и не гамзи там, нас “деды” с “фазанами” гоняли, а мы ещё ни разу малых не трогали.
Гнилько лишь добавил:
– Через пол часа проверяющий придёт.
– Нам хватит, - сказал Бужевец.
Мы стояли в ожидании.
– Первый период весь подорвался?
– спросил Пылкевич у Бужевца.
– Да вроде.
– На кости упали, “слонопотамы”! – крикнул нам белобрысый повар.
Потом они пошли заваривать в каптёрку чай и от туда стали доноситься приглушённые команды "раз-два-полтора", вряд ли их кто-то исполнял. Я лёг на пол и в ожидании дальнейших мероприятий, кемарил в один глаз.
Из каптёрки они вышли через минут пять и, прохаживаясь по взлётке с большими железными кружками, аромат из которых распространился по всему расположении, вдвоём стали отдавать чёткие команды отжиматься.
Этот цирк продолжался, пока они не допили свой чай, и шухерной Гнилько не сказал заканчивать.
Не унимался один Пылкевич.
– Дай хоть кого-нибудь вдарю, - и с яростью набросился на второй взвод. От туда донеслись глухие удары по корпусам.
– “Слоняры”!
– шипел Пылкевич, раздавая подачи по сонным телам.
Я слышал стоны Нехайчика, Гораева, Игната и Чучваги. Бедняга Мука
Месиво продолжалось недолго. Разъярённый “фазан” устал и, перейдя к нам, в первый взвод, где обитал я, Захар, Гурский и Сташевский, пробил нам лосей.
– Своди, - сказал мне Пылкевич, и в то же мгновение я прочувствовал сокрушительный удар по своему черепу.
Потом я лежал на койке, сон был подорван, а моё достоинство помалкивало в тряпочку. Изменить что-либо уже было слишком поздно. Единственное, что мне оставалось, это по-идиотски улыбаться в темноту, воспринимая сие с долей трагикомичной действительности.
***
Уморительные ПХД в роте хоть и не шли в разряд с уборкой караульного помещении, но всё же замаяться можно было и там. Расположение убирали всем первым периодом.
В субботу, после обеда прапорщик Станкович выдавал нам мыло и мы дружно нарезали его в тазы. Расформировывались по группам и начинали уборку каптёрки, бытовых помещений, взводников, канцелярии, линейки и долбанов. Станок заранее интересовался у сержантов об особо «отличившихся» и их тут же отправляли драить толчки. Всё по справедливости и так называемому уму. Больше всего не везло ротным Раткевичу, Чучваге, и уже караульному Напалюку – их место практически всегда определялось единогласно. Прапор жаловал нас с Гораевым – высшее образование всё же давало о себе знать, и посылал нас в линейку или канцелярию. ПХД продолжалось вплоть до ужина, а если убирали плохо, могло затянуться и до отбоя.
Правда, частяком я заранее вызывая друзей на КПП. Убирал линейку и когда дело доходило до финальной уборки взлётки и лестничного пролёта между первым и третьим этажами, звучал звонок дневальному и меня отпускали восвояси. Конечно, за такие частые отлучки приходилось приносить паёк “фазанам” и угощать прапора. Однако данная привилегия жителя столицы и мобильность возможностей мои знакомых, заставляла меня раздабриваться и отлаживать часть провианта в общак.
Каждые выходные, если рота не заступала в караул, я старался вызывать к себе в гости разных персонажей, дабы особо не обременять одних и тех же людей. Порой, ко мне приходили люди, с которыми на гражданке я особо не общался и без лишних разговоров, сразу лез в пакет с едой, чтобы сгладить неловкую паузу “о чём бы это поговорить”. Не знаю, да и не хочу знать, как это выглядело со стороны и какое впечатление я производил на них. Я, всегда весёлый и беззаботный парень, теперь был похож на бледный скелет с синяками под глазами от частого недосыпания. Вдоволь насытившись, я тут же принимался устрашать всех, косить и приводил в пример ряд живописных историй, от которых видел в глазах моих продовольственных спасителей полное недоумение и реплики, пошиба: "Вот я бы их всех построил". Так говорили все и повсеместно, да и я так думал, пока не оказался в этой выгребной яме.
Пару раз ко мне приезжали девахи, которых я в своё время клеил на пару перепихонов, однако при встрече на КПП думал лишь о еде. Некоторые уже успели обзавестись семейством, но всё же мне было приятно, что они нашли для меня время и приехали в гости. Некоторые из них говорили, что я совершенно не изменился. И это добавляло плюс в мою эгоцентричную карму.
Приезжала и Даша с нашими общими подругами. Мне было весьма забавно слушать их пустые разговоры, на этом фоне я всё же ощущал в себе существенные перемены.