Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

"Ну, что ж, такой образ, бесспорно, обессмертит Игоря

Ююкина. Мне с вами не под силу соревноваться". Потом я

спросил Ларису, кого она считает идеалом, достойным

подражания. И ответ ее поразил меня: "Иисуса Христа. Он

коротко и просто определил смысл человеческой жизни -

творить добро. В его заповедях, переданных им апостолами,

заложен устав человеческого бытия. Если б человечество

восприняло к действию все им заданное, наступило

бы

царство земное, и люди жили бы в мире, в любви счастливо и

свободно". "И тогда не было бы ни ельциных, ни чубайсов, ни

Гитлеров и прочей нечисти", - сказал я, как бы продолжая ее

ответ. "Да, и была бы полная гармония любви", - подтвердила

Лариса и, освещенное солнцем лицо ее озарилось счастливой

блаженной улыбкой. И сама она вся, казалось, сияет счастьем

и благостной верой.

462

Я спросил ее: "Вы верующая?" "Да, истинно верующая", -

ответила она, сделав ударение на "истинно". "И в храм

ходите?" "Посещаю по большим православным праздникам".

"Мне очень приятно, - искренне, а не в порядке комплимента,

сказал я.
– Очень хорошо, что молодежь стала обращаться к

православию. Атеизм, кажется, отступил. Прошел этот дурман

неверия". Она внимательно посмотрела на меня не то с

сомнением, не то с непроизнесенным вслух вопросом,

поправила крутую волну своих черных, густых волос и

устремила взгляд на реку. Мне показалось, что она хотела что-

то спросить, но не решилась. Тогда я сказал: "Вы хотели узнать

мое отношение к религии? Так?" "Вы догадались. Но мне

кажется - я знаю: вы верующий". "Да. Мой отец был

протоиереем, то есть старшим священником. Даже

митрофорным протоиреем, то есть ему позволялось вести

службу в митре. Знаете, что такое митра?" Она кивнула и

сказала: "Это такой нарядный головной убор". "А дед мой, по

материнской линии, был архимандритом. Это последняя

ступенька перед архиереем. Там уж идут епископ, архиепископ,

митрополит". "Как интересно!" - восторженно воскликнула она,

и в глазах ее забегали светлые огоньки какой-то детской

радости, и вся она в этот миг показалась девчонкой,

студенткой не старше первого курса. Тогда я решился:

"Извините за нескромный вопрос: вы были замужем?" "Нет", -

ответила она и подернула круглыми плечами. Мы стояли у

борта, опершись на перила, и смотрели на берег. Она молчала

и, как мне показалась, сдерживала вдруг возникшее

напряжение. Вероятно, своим бестактным вопросом я задел ее

чувственную, всегда туго натянутую

душевную струну. Ведь я

вызывал ее на откровенность. Как все замкнутые натуры,

Лариса умела скрывать свои чувства. Но какой-то недобрый

червячок искушал меня проникнуть в запретное, побольше

узнать об этой девушке, наделенной какой-то притягательной

неотразимой тайной.

Меня подмывало спросить, сколько ей лет. Внешне она

походила на студентку первого курса, а в действительности

она уже читала лекции студентам. Я не хотел быть навязчивым

и не решился спросить ее о возрасте. Но червячок- искуситель

подтачивал меня, вызывая не просто любопытство, а нечто

особенное, запрятанное в глубинах души. Необыкновенная

сила обаяния этой юной девушки, ее внутренний огонь

доставал меня и был очень желанным. Получилась

продолжительная пауза, нарушить которую ни я, ни она

463

первым не решались. Ее восприимчивый ум и чувственное

сердце разгадали мои мысли. Насмешливая улыбка мелькнула

на ее влажных, трепетных губах, и она спросила: "Ну, что ж вы

замолчали? Спрашивайте дальше: почему не замужем?

Дожила до тридцати лет, а замужем так и не побывала. Или

это праздный вопрос? Не вышла, значит не берут. Так по-

вашему получается?" - В голосе ее звучала язвительная

жесткость, а в глазах мерцала игривая беспечность.

"По-нашему совсем не так получается", - сказал я. "А как

же?" "По-нашему получается, что на своем жизненном пути вы

не встретили достойного вас человека. И не влюбились. А без

любви, такие, как вы, замуж не выходят". Она резко вскинула

голову и с любопытством посмотрела на меня в упор.

Спросила: "Почему вы так думаете? А вот и неправда.

Влюблялась. Всего один раз. В первый и последний". Эта

детская запальчивость заставила меня рассмеяться. А она

продолжала: "И что значит, такая, как я? А какая я? Откуда вам

знать, когда я сама не знаю или не понимаю, какая я?"

Инстинкт подсознательно заставлял ее вооружаться. И хотя не

в ее характере было выставлять на показ свои чувства, ее

прямота нарушила эту заповедь.

"Вы лукавите, очаровательная Лариса Павловна, - сказал

я.
– Вы отлично себя знаете, и знаете, чего хотите. И я, имея за

плечами не малый жизненный опыт, понимаю вас и очень хочу

получше узнать вас". "Зачем?" - резко, как выстрел спросила

она, глядя на меня прямо и требовательно. "Зачем? А затем,