Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
бравый вид, провозгласил:
– У меня тост! За здоровье и процветание прекрасной
Ларисы, которая помогла вам скоротать одиночество и
отвлекла вас от тягостных дум об Альбине.
Любопытно: за все время пребывания на теплоходе, а
точнее после встречи с Ларисой, я ни разу не вспомнил об
Альбине. Ну, что ж, тост мне пришелся по душе, ради него
можно позволить себе и с утра. Игорь выпил полстакана,
провел тыльной стороной ладони по влажным
похвалив вино, поставил стакан. Не глядя на меня, заговорил,
словно размышляя сам с собой:
– А она стоящая, вообще характер есть. Ее интересно
писать.
– Понятно, что речь шла о Ларисе. Я смолчал, а он
466
допил вино, наполнил снова стакан и продолжал,
преднамеренно не называя имени Ларисы:
– Будет позировать.
– Сама напросилась?
– не без подначки сказал я.
– Обещала, - обронил он и, стукнув своим полным
стаканом об мой стакан, буркнул: - За успехи.
– Какие и чьи
успехи имелись в виду, я не понял.
– Каким же образом она
будет тебе позировать? Наездами из Твери или временно
поселится в твоей мастерской?
– Игорь с лукавинкой в глазах
сверкнул на меня и ответил:
– Там посмотрим.
– Конечно, это будет не просто портрет незнакомки, а
жанровый шедевр, - продолжал я безобидно подкалывать. -
Или просто девушка, освещенная солнцем или девочка с
персиками? Чем Ююкин хуже Серова?
– Он скривил влажные
от вина губы в улыбку, но промолчал. А я все продолжал: -
Значит, ты положил на Ларису глаз?
– После вас, - съязвил он.
– Я наблюдал за вами. Вы
хорошо смотрелись, красиво. Да-да, я серьезно: импозантно
смотрелись, молодцом. Преобразились, воспряли, даже
помолодели. От нее на вас исходила благотворная аура. Она,
аура эта, стариков молодит. Не омолаживает, а молодит, -
ехидно уколол Игорь, ожидая от меня наигранного
возмущения: мол, о каком старике ты болтаешь? Но на этот
раз я не поддался на его крючок. Я спросил:
– А на юнцов, вроде тебя, тоже действует?
– Поджигает, накаляет до бела, - согласился он.
– Ты будь осторожен: так и сжечь может.
– А что сказал Есенин по этому поводу? Кто сгорел, того
не подожжешь. Так что вас не подожжешь, вы сгорели на
Альбине.
– Опять шпилька. Мы с ним часто так пикировались.
И я ответил:
– Да будет тебе, юнец, известно: я горел, но не сгорел.
– Ну, так испылать вам.
– Он налил вина в свой стакан и
протянул бутылку к моему, но я его остановил:
– Мне не наливай. Остаток допью до дна за Ларису, и
точка:
компаньоны пригласи писателя.
– Он не может. Стакан взять не может, потому, как руки
заняты: в одной - карандаш, в другой - тетрадь.
– А-а, понятно, творит. Тогда не мешай. Он роман пишет.
Говорил - последний роман. И грозился нас с тобой вывести...
на чистую воду.
467
– Это как? Живьем? Под нашими именами?
– всерьез
принял Игорь.
– Фамилии можно и заменить, - сказал я.
– Тебя-то куда с
такой фамилией - полукитайская, полумарсианская. Выбросит
одно "Ю", как ненужный аппендикс, и будет нормально - Юкин.
– А вас так и нарисует - Богородский?
– Ну, это не проблема. Фамилию придумает. Ты вот что
скажи мне: кто из современных здравствующих художников по-
настоящему большой, достойный школы великих мастеров
прошлого?
Он не сразу ответил, посмотрел на меня как-то
подозрительно и недоверчиво, словно ожидая подвоха.
Отодвинул в сторону стакан с недопитым вином, заговорил не
очень уверенно:
– Наверно Глазунов и Шилов.
– А из них кто по-твоему талантливей?
– настаивал я. Он
сбочил голову, подернул тонкой бровью.
– Оба талантливы. Они очень разные. Как сказать? Вот
если я вас спрошу, кто талантливей: Лев Толстой или
Достоевский? Что вы скажете? Или поближе к вам, из вашей
театральной братии: кто выше: Качалов или Москвин? - И
уставился на меня взглядом победителя. Я развел руками,
мол, сдаюсь.
– На этот раз ты прав, юноша. Ты рассуждаешь, как
взрослый. Ты даже мудр, пожалуй, умен и по-своему хитер. Так
что ты созрел, как тип для романа. Последнего романа.
– Но он
уже не слушал меня. Упершись хмельным взглядом в угол
каюты, он был погружен в какие-то сферы, далекие от
искусства. Я молча смотрел на него, быстро захмелевшего,
расслабленного, сентиментального. Увидев мой внимательный
взгляд, он вздрогнул, выпрямился, заговорил:
– А знаете, Лукич, по сравнению с Альбиной она намного
выигрывает. И не только молодостью. Обратили внимание, как
она одета: просто, но изящно. Со вкусом столичный стиль, а
сама провинциалка. Альбина москвичка, а вкусы, манеры
провинциальные. Почему так?
– Есть, Игорек, понятие - внутренний вкус, такт, данный
при рождении, возможно, генетический, наследственный. Тут
их незачем сравнивать. И вообще - Лариса ни с кем не