Гончая свора
Шрифт:
Барханы в свете тёмном оседают. Шестой закат. Как быстро время убегает… За днями дни скрываюсь я в тени. Песнь больше смыслов открывает, но что будет в конце? Никто, меня сюда включая, того не знает.
– Постой! Ответь мне на вопрос. – приподнимается. – Позволь мне обратиться. – бросается он ближе, срываясь с места, на удивление бушующей толпе с приставленной охраной.
На встречу Жару поспешивших, я разворачиваю резким жестом прочь.
– А он и вправду твой?
В ответ ведёт очами к отраженью своему на плитах-зеркалах – единственному скопищу узоров тела, что украшает этот зал, давно не видевший достойных.
– О чём же хочешь ты, чтоб
– Воспой про миг конца. – предвидела я это. – Ты обещала мне ответ и я всё жду. – мотаю головой ему в ответ. – О Эйр, прошу! Единственная ты среди песков, постылых трепетному к цвету, кто принял и увидел самим собой меня. Кто на мгновенье отдал радость… – моя вина и мига слабость.
– Не срок, не место для того.
– Когда же он придёт? – молчу. – Чего? – почти что наступает на ступени Жар. – Чего ты ждёшь?
– Песнь не услышать им, – указываю я на лизоблюдов и их господ, от нас намного отстоящих. – Но слышим мы. Считают чем-то нас совсем другим и правы. Ни звука не произношу, ведь образное то виденье – самой вселенной зов и пенье. Бога песнь. Подобно сим пескам, что впитывают свет, я впитываю столько же, сколь отдаю. Таков он, мой обет.
– Бога? – с волнением спрашивает Жар, немного отступая и тяжело дыша. – Не думаешь же ты, что свет, несомый от далёких звёзд, – вздымает руки к витражам. – его творенье?
– О, нет, мой милый Жар. – смеюсь. – Он словно мы – другой. Он озаренье. Чертог божественный не ввысь уходит, как думают слепцы. Разносятся его пределы вне, за грань миров, где дух наш бродит. Никто над волею живых не верховодит. Он не судья нам, не отец, не страж, не воздаянье. Не наш творец. Он испускает… Трепет.
– И только? Один лишь трепет? – старается понять, на место возвращаясь.
– Один, подобный радости. Как и сказание, она прекрасна… – кровь капает на пол, собою заполняя щели плит.
– И вместе с тем до содрогания опасна. – замечает. – Скажи, от этой "радости" и песнь исходит? – как никогда он удивлён. – И какова она, мелодия, что мучает тебя, что каждый день показывает сны и заставляет трепетать?
Немыслимо в объёме образов доступных мне всё это передать.
– Созвучна с каплями дождя и приближает мой финал, как дождевые капли приближают полноту сосуда. Сон вечный приближает эта трель. – читаю на лице его: "Не смей меня оставить. Не смей".
– Так значит, говоря с тобой, земной обителью прощенья нам глупцам, я говорю и с богом?
– Воспринимаешь от меня лишь то ты, что он желает показать. – я отступаю от престола и, нарушая правила под бурю воздыханий, вплотную приближаюсь к витражам, в пучине бури радугой блестящим, но так, чтоб не покинуть тени. – Он отстоит острогом. Общаться с ним нельзя, пойми. Он – это плеск воды и крыльев тихий взмах, дыханье свежее и шелест чешуи, песок под небом звёздным и огонь…
– Что шепчет тебе отзвуки – трепещет сердце, – былых погонь.
И опадаю к низу, как и роса спадала некогда от листьев длинных. Жар понял, наконец, и, наконец, спокойно мне.
– Что с ней?! – кричат истошно весомейшие голоса толпы, не приближаясь.
– Она во сне… – поймал меня он, справно отвернувшись, дабы лица не зреть.
Жар меня еле держит на руках, ведь он и сам уже внимает поэме Бога. В стихах…
***
Ночь прошла относительно спокойно, не считая утренних завываний странных птиц, обвивавших лианообразные древесные ветки тройными парами полутораметровых перепончатых шиферово-алых крыльев, растопыренных в разные стороны,
Из-за долгого перехода Аттвуд устало рухнул на будто позолоченный мховый настил, едва неугомонный спутник остановился, указуя место стоянки.
Приютивший их лес оказался богат на роскошные подарки, в виде сухих дров, тонкая плёнка лишайника на которых отсекала влагу, и различных мелких зверьков, напоминавших обликом земных крыс. Костёр разожгли спичками, удачно завалявшимися в кармане блейзера. Из сигаретных фильтров зилдраанец соорудил просев для воды. Аттвуд был против этого, но к вечеру жутко проголодался и, после тщательной проверки, не преминул отведать наловленных зверьков. Терпкий вкус, но оказалось вполне съедобно, хоть рот потом и пришлось тщательно прополоскать. Табачная зависимость, вопреки ожиданиям, залегла на самое дно в списке желаний, немедленных к исполнению.
Сам зилдраанец к еде не притронулся.
– Скафандр снабжён аварийной системой питания на случай попадания в условия агрессивной среды. – сказал он, когда любопытство Аттвуда перешло всякие границы. – Необходимые компоненты вводятся напрямую.
– Тоесть как это?
– Через фиррозный кожный покров у плечевого пояса, а потом наш организм самостоятельно переводит их до нужного органа. Технический прогресс в сочетании с биологическими особенностями.
Всю ночь Аттвуд не мог сомкнуть глаз. Темнота окружающего леса была слишком тёмной даже для самой темноты. Спать в незнакомом месте он ещё и по привычке инстинктивно побаивался, а потому сидел костра, вываливая на вынужденного собеседника массу вопросов, в качестве скупой компенсации за синеющие глаза.
– И ты совсем ничего не расскажешь про вселенную? Даже самую малость?
– Ты ненасытен, как добрый каттакул.
– А кто такой этот… А, не важно! Ты не ответил.
– Я рассказал бы тебе правду, коль знал бы её сам. Вы, люди, молоды, как вид, а потому не понимаете.
– Да куда нам, убогим. – хмыкнул Аттвуд,
– История одной планеты, даже исчисляйся она сотнями тысяч лет сознательного существования, дело одно, но окинуть взором всё событийное пространство космоса и попытаться при этом вывести так желанную тобой "общую картину" – безумство не имеющее практического смысла. Миры появляются, живут и исчезают. Они воюют, потом мирятся, совместно колонизируют космос, находят залежи редчайших материалов и воюют вновь и затем вновь мирятся. У каждого своя история, своя неповторимая судьба. Отчасти по этой причине все ваши попытки найти собственные копии вели в никуда, принося с собой разочарование.
– Попытки? – и тут до него дошёл смысл сказанного. – Так вы получили послания?! – восторженное лицо человека засветилось едва ли не ярче костра. – А мы то почти убедились в мысли, что совсем одни во вселенной, пока запускали эти зонды в никуда. Программы одна за одной стали сворачиваться к сороковым… но продолжай! Скажи, вы правда их получили?
Романтизм восприятия действительности, в эту секунду, пробил в сэре Аттвуде толстый нарост возрастной чёрствости.
– Не на прямую, но да, получили. С большим временным опозданием. – увесистое полешко взгромоздилось меж двух других, изошедших углями, и, вместе с ними, образовало подсвеченную пирамидку. Костёр приятно чадил ореховым дымом. – Первыми одно из ваших сообщений перехватила империя Тал`Окад. Морионты контактировали к тому времени уже по меньшей мере с пятью мирами, а потому попросту не придали важности столь примитивному типу сигнала и он свободно прошёл дальше.