Горение
Шрифт:
– Конечно, читал, Екатерина Николаевна, как же иначе... Позвольте полюбопытствовать, откуда к вам пришло это типично жандармское словечко?
Шорникова как-то странно, словно марионетка, пожала острыми плечами, отчего ее голова словно бы провалилась в туловище, и, задумчиво глядя в переносье полковника недвижными глазами, заметила:
– Плохо, что вы, руководители имперской охраны, встречаете настоящих революционеров только в тюрьме, во время допросов. Там вы кажетесь себе победителями; послабее, вроде меня, ломаются в казематах; но ведь таких меньшинство... Вам бы самим парик надеть, очки какие, тужурку поплоше да походить бы на рефераты эсдеков
– Меня зовут Василием Александровичем. Я коллега по работе вашего руководителя...
– Кулакова, что ль?
– Он вам представился такой фамилией?
Шорникова сухо усмехнулась:
– Нет. Он назвался Велембовским. Но в тех кругах, где я вращалась в Казани до ареста, о полковнике Кулакове было известно все. Он соблюдал инструкцию, не сердитесь на него, он себя не расшифровывал...
– Екатерина Николаевна, скажите откровенно, - начал Герасимов, испытывая некоторое неудобство от моментальной реакции молодой барышни, он понудил вас к сотрудничеству или вы сами решили связать свою жизнь с делом охраны спокойствия подданных империи?
– Не знаю, - ответила Шорникова.– Сейчас каждый мой ответ будет в какой-то степени корыстным. Да, да, это так, я сама себя потеряла, господин Герасимов... То есть, Василий Александрович, простите пожалуйста...
– Изволили видеть мой фотографический портрет?
– Нет. Но словесный портрет знаю... Как-никак, я член военного комитета социал-демократов... Охранников, особенно таких, как вы, наиболее именитых, надобно знать в лицо...
– Не сочтите за труд рассказать, кто составил мой словесный портрет?
– Да разве мои коллеги по борьбе с самодержавием допустят такое, чтобы остались следы?– Шорникова вдруг странно, словно вспомнив что-то комическое, рассмеялась.– Н а ш и конспираторы тоже учёны...
– А все-таки кто вам ближе по духу? Я ни в коей мере не сомневаюсь в вашей искренности, вопрос носит чисто риторический характер, поверьте. Один мой сотрудник - мы близки с ним, дружим много лет - признался, что в среде прежних единомышленников ему дышится вольготнее, чище... Я поинтересовался: отчего? И он ответил: <В ваших коллегах порою слишком заметна алчность и корысть, инстинкт гончих... И никакой идеи - лишь бы догнать и схватить за горло>. Я возразил: <Но ведь венец нашей работы это вербовка бывшего противника, заключение договора о сотрудничестве, дружество до гробовой доски>. А он мне: <Самое понятие <вербовки> таит в себе оттенок презрительности. У вас завербованных <подметками> зовут>. На что я ему заметил: <Я бы, имей силу, таких офицеров охраны ссылал в Сибирь>. А он горестно вздохнул: <Станьте сильным! Я хочу быть с теми, кто сейчас сильнее>... Вот так-то, Екатерина Николаевна...
– Что касается меня, - Шорникова снова подняла острые плечи, - то я испугалась тюрьмы, Александр Васильевич... Тюрьма очень страшное место, особенно для женщины. Я обыкновенный корыстный предатель... Корысть, обостренное ощущение неудобства, страх... Я надежнее вашего друга, который подчеркивал строчки в сочинении мракобесов... Я гадина, Александр Васильевич, мне
Ну и девка, подумал Герасимов, ну и чувствительная, Кузякин-то и вправду был двойником, но меня это устраивало, я его как через лупу наблюдал, психологию двойного предателя тайной полиции надобно знать, без этого никак нельзя...
– Зря вы эдак-то о себе, - заметил Герасимов, вздохнув, и сразу же понял, что женщина ощутила неискренность вздоха; не взбрыкнула б, стерва, агент тогда хорошо работает, когда в империи мир и благодать, а если все враскачку идет, вильнет хвостом - ищи ветра в поле!– Я к вам с серьезным предложением, Екатерина Николаевна... Если позволите, я поначалу задам вам вопрос: списками военной организации вы владеете в полной мере?
– Конечно.
– Недоверия к себе со стороны товарищей не ощущали?
– Нет.
– Вы сердитесь на меня за что-то?
– Теперь нет. А когда вы вознамерились прочитать мне проповедь о том, сколь благородна моя работа и как вы цените мой мужественный труд, я захолодела... Не надо эмоций, господин Герасимов. Я слишком эмоциональна, поэтому предпочитаю отношения вполне деловые: вы оплачиваете мой труд, я гарантирую качество. И все. Уговорились?
– Конечно, Екатерина Николаевна. Раз и навсегда... Поэтому я совершенно откровенно открываю мой замысел, хотя делать этого, вы же все про нас знаете, не имею права... Мне хотелось бы связать военную организацию с думской фракцией социал-демократов. Возможно такое?
– Думаю, да.
– Как это можно сделать?
– Очень просто. Я запущу идею моим матросикам и солдатам, что нужно связаться с социал-демократами и передать им наказ о солдатских требованиях к правительству. Вам ведь не моя организация нужна? Вам нужны социал-демократы в Думе, видимо, так?
– Ну, это как пойдет, - с некоторым страхом ответил Герасимов, так точно в десятку била барышня.
Шорникова поморщилась:
– Будет вам, полковник... Начинаете серьезное дело и не верите тому, кто вам его поставит... Мы ведь, перевербованные, люди без кожи, обидчивы, как женщины в критическом возрасте. Если уж начинаем дело, так доверие, причем полное, до конца... Я ведь знаю всех членов ЦК, всех членов социал-демократической организации, постоянно встречаюсь с Карповым, Чхеидзе, Мартовым, Доманским, Троцким...
– Карпов - это...
– Да, да, именно так - Ленин.
– Где он, кстати, сейчас?
– Постоянно меняет квартиры, вы ж за ним охотитесь, газеты с его статьями конфискуете...
– Словом, место его нынешнего жительства вам неизвестно?
– Нет.
– А сможете узнать?
– По-моему, связав военную организацию с думской фракцией социал-демократов, вам будет легче нейтрализовать Ленина.
– Разумно, - согласился Герасимов.
– Все явки военной организации, все связи в России хранятся у меня дома, господин полковник...
– Видимо, для надежности охраны этого бесценного архива стоит завести какую-нибудь кухарку, няньку, что ли... Пусть постоянно кто-то будет у вас дома...
– Хотите подвести своего агента?– понимающе уточнила Шорникова.– Вы ж меня провалите: хороша себе революционерка, кухарку завела...
– Мы имеем возможность контролировать вашу искренность по-иному, Екатерина Николаевна... Более того, мы это делаем постоянно. И я не обижусь, ежели вы, своими возможностями, станете проверять мою честность по отношению к вам... Ничего не попишешь, правила игры...