Горькое счастье: Собрание сочинений

Алексеева Лидия Алексеевна

«Было небо серо-жемчужным…»

Было небо серо-жемчужным, Пухлый снег еще не обмяк, И казалось радостно-нужным В нем отметить глубокий шаг. А за синью пятого шага — Куст шиповника на снегу: Жар его оранжевых ягод До сих пор забыть не могу. Столько грозных лет отшумело, Но, презрев их злые дела, Память выбрала эту мелочь И к моим глазам поднесла.

«Круглый

пруд с ладошку глубиной…»

Круглый пруд с ладошку глубиной, Теплый ил на дне да жабий камень, Но и небо, то, что надо мной, Мчится в нем, сияя облаками. Облаков валящийся размах Проклубил и стаял невозвратно. И на лягушиных головах Мокро блещут солнечные пятна. Небом подсиненная вода, Солнцем шелестящая осока… Словно бы от неба до пруда, Как листу от ветки, недалёко.

«Еще звенело в трубах водосточных…»

Еще звенело в трубах водосточных, Но в сумрак солнце прорвалось — и вдруг На хмуром небе и холмах восточных Встал радуги нежнейший полукруг. Небесные ворота. Приглашенье В покой вечерний, влажно-золотой, Где светит нам смиренным утешенье Печаль и чудо жизни прожитой.

НА АДРИАТИКЕ

Под серой глыбой крепости старинной Вздыхает море мерно и тепло. Оно у берега колышет чинно Густое изумрудное стекло. А дальше — ярче синева морская, Она искрится, светится, поет, Она зовет, сияя и лаская, В далекий край, под новый небосвод. Но я люблю и неподвижный камень, Монахинь черных и голодных коз, — Как тот, кто здесь неспешными веками Мальчишкой смуглым и беспечным рос. И юношей, уйдя в пути морские, В грозящий пеной океанский вал, — Светлейший храм Заступницы Марии С неколебимой верой призывал.

«Стою и щурюсь удивленно…»

Стою и щурюсь удивленно На блестки в тающем снегу, И первой бабочке лимонной Не улыбнуться не могу. Мне было тяжко, было больно, — Каким же чудом я полна Весенней радости невольной, Неотвратимой, как весна?..

КАРТИНКА С УЛИЦЫ

Старичок и рыжий пес, Угол улицы, киоск, В нем по пояс, как валет, Продавец сырых газет. Вздув суконное плечо, Медь считает старичок, А газету в теплый рот Псу вильнувшему кладет. Так идут они домой, Пес веселый, он хромой. К дому короток пробег. Сыро. Тихо. Будет снег.

«Укрывая

ветвями лису…»

Укрывая ветвями лису, Снегиря замедляя полет, Где-то в русском далеком лесу Оснеженная елка растет. Хлопья снега повисли на ней, Словно нежные кружева, И мерцают разливом огней В недозволенный день Рождества. То видение, а не забава — Свет над миром, лежащим во зле. И поют над ней ангелы: «Слава В вышних Богу и мир на земле!»

«Пока одни подснежники цвели…»

Пока одни подснежники цвели И опушились вербы серебристо, И пахло от протаявшей земли Еще пустынно, холодно и чисто. Ручьями пели бывшие снега, Земли раздетой зимние одежды, И в эту ночь страстного четверга Брели по мраку огоньки надежды. Их осторожно, медленно несли Сквозь этот мрак, еще такой печальный, Навстречу Солнцу сердца и земли, Навстречу близкой радости пасхальной!

«Хорошо бы отстать от погони…»

Хорошо бы отстать от погони За придуманным счастьем людским, И остаться на солнечном склоне, И довериться соснам моим. Хорошо бы на теплом обрыве Безымянной повиснуть сосной, Чтобы время ленивей, ленивей Облаками текло надо мной. Чтоб веткам раздаться просторней В чистом ветре и синем тепле, Чтобы крепче змеистые корни Прижимались к любимой земле.

«Зелень первая чуть наметится…»

Зелень первая чуть наметится, Чуть побрызгает теплый дождь, Золотистые ивы светятся В наготе сероватых рощ. А у пня прохладно-фарфоровый Белый крокус тихо расцвел, Ожидая прилета скорого Птиц, и песен, и первых пчел.

В БОЛГАРИИ

Было жить чудеснее и проще, Видеть солнца ранние лучи, Темные ореховые рощи, Горные холодные ключи. Виноградник на холме пологом, Буйволов неспешные стада – Долгий день, благословенный Богом, Данный мне однажды навсегда.

«Так странно жить на свете без корней…»

Так странно жить на свете без корней, Перелетать легко чужие страны, И только тайно вспоминать о ней – Несбывшейся, жестокой и желанной. Так я бреду – невидная почти В чужой стране, всё тише и покорней, – Стараясь незаметно пронести Мои судьбой оборванные корни.

«Был ли он, приснился ли когда-то…»