Боль за болью и за годом год,Словно платье, душу износили, –Даже странно, что весна придетВ неизменной свежести и силе,Что и я к весне могу прийти,Нищая, и сесть несмело с краю.Пусть уже на солнечном путиЯ живых цветов не собираю, —Память крепче жадности земной,Что берет любимое насильем, —Память медленным подобна крыльямНад нетленно-радостной весной.
«Жарко небо дымно-голубое…»
Жарко небо дымно-голубое,Жарок берег, каменист и крут.Золотые метлы зверобояВ жарком щебне полудня цветут.Время сонное плывет без шума,Как
рекою плоские баржи…Ты прикрой глаза, не жди, не думай,Узелок заботы развяжи.Шорох осторожного прибоя,Брызги, сохнущие на лету.Золотые метлы зверобояВ неподвижном солнечном цвету.
«Пенек в чернике на опушке…»
Пенек в чернике на опушке.Два мухомора. Муравьи.В лесу — далекий зов кукушкиИ след замшелой колеи.В сиреневых потеках воскаСтоят еловые стволы,Как терема смолистой мглы,Вдруг озаренные березкой;Коры прозрачный лоскутокСрываю — шелковый и белый, —Как раз на палец загорелыйМне обручальный завиток.Вздохну — и ухожу проворней,Пока не побежали корниОт ног, а руки от землиСырой листвой не проросли.
ДЕТСТВО
Детство пахнет щенком,Свежим морем, пчелиным гуденьем,Самоварным дымкомИ малиновым теплым вареньем,Затхлым запахом книг,Красноватою бронзой загара, —Как у них, у живыхБлагородных индейцев Эмара.
«Мне оттого зимой так одиноко…»
Мне оттого зимой так одиноко,Что так прямы и узки тротуары,Так пуст их лоск нечистый, сероватый:Не разбегутся солнечным извивом,Тропинкой росной в золотой орешник;По мягкой осыпи не съедут к речке;Не взгромоздятся холмиком зеленым,Чтоб оглядеться и вздохнуть привольно…Вокруг меня снуют чужие люди,Снуют чужие люди и толкают.Их суета мешает тихо мыслить.И давят душу сплющенные стеныДомов, глядящих мрачными, пустымиГлазами окон, плоско застекленных.Нет у меня блаженной тяги к людям, —А все мои друзья теперь далёко, —Одни — сорвались с тонким щебетаньем,Растаяли стремительным полетомВ воздушной, легкой, голубой пустыне,Они сейчас, проворные, щебечутВ стране, где сухи и прозрачны дали,Где солнечный песок хранит бездумноЛюдской тщеты торжественные склепы,Разграбленные хищником беспечным.Другой мой друг — мохнатый — спит в берлогеИ лапу грузную сосет уютно, —А третьи — там, под звонким, синеватымНаречным льдом, во мгле, остановилиУпругих, блестких тел живые веретена,Так пресно пахнущие сыростью глубинной.Мне так внятна их жизнь, друзей моих далеких,Не доверяющих любви моей по правуЗвериного чутья, звериной правды, — ибоБессмысленной и праздной им онаДолжна казаться. Птица ищет птицу,И вместе вьют гнездо, и птенчиков пискливыхВ заботе резвой кормят червячками, —Пока горластые не опушатсяИ не распустят глупенькие крыльяНавстречу жизни вольной и тревожной.Так ищет зверя зверь, и рыба рыбу ищет,И мотылька цветистый мотылек.И тянут стаи, и стада пасутся,И табуны грохочут по равнинам…Един закон – и он могуч и прост,И в простоте таинственной божествен.Но нет во мне блаженной тяги к людям,Моим законным братьям. Тщетно яК ним обращаю ищущую душу —Иль немы души их, иль я для них глуха.Мне сладостней, мне ближе гул прибрежный,И шорох ветра в травах полевых,И майского жука гуденье на закате,И неуклюжий, молодой полетДрожащих крылышек под влажной, рыжеватойСкорлупкою надкрылий. О, земля!О, свежий дух над пахотою жирной!О, дождь, пронизанный весенним легким солнцем.О, радуги раскидистой цветеньеНа теплой влаге сбитых
облаков…Нет у меня блаженной тяги к людям,Моим законным братьям, о земля!
«Из щепочек аэроплан подклеен…»
Из щепочек аэроплан подклеен,Пропеллеры бумажные пестры,И негритенок на ветру аллеиЛетит на крыльях радостной игры.Пропеллеры вращаются всё чащеИ дисками гуманными шурша, –Глаза мальчишки выпукло-блестящи,Летит, летит, взволнованно дыша…И разом к матери – сейчас покажет:Но до кафе полета не донес –На щепке банты четырех бумажекИ на глазах густые капли слез.
«Из тьмы бездонной на короткий миг…»
Из тьмы бездонной на короткий мигРаскрыть глаза и а синеватом блескеУвидеть стул, и столку пестрых книг,И крылья кружевные занавески.А за окном веселый детский крикИ колокол по ком-то мерно плачет…И, распахнув одну из многих книг,Спросить – зачем? И что всё это значит?Нет мудреца, которому яснаЕго дорога в странном мире этом,И колокол, и дети, и весна…И книга тоже не спешит с ответом.
«Я всё утро бродила в неясной тревоге…»
Я всё утро бродила в неясной тревогеИ рассеянно слушала улицы гул:Почтальон оступился на нашем пороге,Покачал головой и письмо протянул.И когда уходил, осторожно ступая,И болталась тяжелая сбоку сума, –Он не видел, как разом надежда слепаяПрозревает – и счастьем глядит из письма.
ПАМЯТИ Б.Л. ПАСТЕРНАКА
Последний вздох, как взмах крыла –Начавшийся полет.Погоня близко – догнала –Взяла… Но дух живет.Был пленом твой земной удел –И вот закончен плен.Но ты не к смерти отлетел –Ты словом смерть преодолел, –Отдав себя взамен.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Вот снежинка слегает разведчицейИ в полете кивает второй,А за ними толчется и мечетсяСерой вьюги развязанный рой.Шелестит, и кружится, и падает,Словно в обмороке или сне…Почему он, как музыка, радует?Чьим ответом слетает ко мне?
«Задержался в окне вагона…»
Задержался в окне вагонаМеж акаций, цветущих тесно,Дачный домик с косым балкономИ продавленным низким креслом.На перилах — костюм купальный,По газону — литые гномы…Почему мне за них печально,Словно были во сне знакомы?Но колеса грохочут слитно, —Вот проселок, сосна, болото.Как чужая жизнь беззащитна!Как беспомощно жаль кого-то!
МУЗЕ
В сердце постоем сталаВластная жалость,А для тебя в нем малоМеста осталось, —Лишь уголок укромныйВ дальней светлице,Чтобы моей бездомнойВ нем притулиться.Темен твой угол, тесен.Что же, родная!Жалость не хочет песен,Не понимает.
1918
Склон в сухой полыниИ соленый зной.Помнишь, морок синийПлоской полз волной?Наши скалы щупал,Трогал берег наш,Чуть толкая трупыНа пологий пляж.Было море яркоИ ворсила гладь,Но земля подаркаНе могла принять.Море ж ей твердило:Ох, не лицемерь, —Тех, что породила,Мучила, убила,Забирай теперь!