Горькое счастье: Собрание сочинений

Алексеева Лидия Алексеевна

«Больше ласки, простоты, покоя…»

Больше ласки, простоты, покоя, – Всё на свете суета сует. За тобою и перед тобою Миллионы миллионов лет. Всё пройдет, как тонкое дыханье Ветерка, коснувшегося нас, – Всё, и наше детское страданье В этот горький и чудесный час. Не печалься, дай мне эти руки… Не бунтуй – всё суета сует. Каждый миг наш – это миг разлуки С тем, что было и чего уж нет. Но, быть может, сердце достучится, Отопрут –

и время вдруг замрет, В вечном солнце так отрадно спится Без любви, без боли, без забот.

УЕЗЖАЯ

Я завидую склонам горным И колючей пыльной агаве, Кипарисам тугим и черным, Даже ослику из Канавле. Даже камню древней Минчеты И рыбачьей лодке у мола, Чьи ступени солнцем прогреты По рисункам белым рассола, И коричневому монаху, — Все останутся здесь, не споря… Помолюсь-ка святому Влаху, Чтоб скорее вернуться к морю!

УМЕРШИЙ ДЕНЬ

Над землей — бархатистая тень, Бездна неба стеклянно-пустая. Остывает померкнувший день, И душа его в рай отлетает. Розоватым струеньем плывет Снова к лону творящего Бога… Кто их, легкие души, сочтет У Его голубого чертога? Был невиден земной его путь — Однозвучный, неяркий, унылый… Но подумай, — его не вернуть Никакою волшебною силой! И с ночной утомленной земли Глядя вслед в безотчетной печали, – С ним немножко и мы отцвели И немножко души потеряли.

ИЗ «ТИРОЛЬСКОГО ЦИКЛА»

Апрельский снег так нежно-бел, Так легок на лугу зеленом — Он пылью тающей осел По примулам и анемонам. Лишь вереск розовый, сухой Над ним пружинится кудряво… О, что в сравнении с тобой, Моя весна, земная слава? — Как озорного ветра бег, Несущего края метели, Как этот удивленный снег На расцветающем апреле.

ВЕСЕННЕЕ

Подо льдом пушистым и расколотым Заходила черная река. Голый куст расцвел пушистым золотом И цветок зажегся от цветка. Первый лист пробился неуверенно, Улыбнулся — и других зовет. Только ветер мчится, как потерянный, И своей земли не узнает.

ЗАПОВЕДНЫЙ ЛУГ

За каменным хребтом, За срывом сизых круч, Где в топи облаков Светло растаял луч, — Есть заповедный луг, Зеленый, золотой, Весь ясной тишиной И медом налитой. Не смяла сочных трав Еще ничья нога, Никто их не сгребал В пахучие стога, — И только в суете, Объята серым днем, Когда я замолчу, То замолчу — о нем.

К ВЕСНЕ

Еще

студен, безароматен Под солнцем мартовский простор – Он лег узором снежных пятен На опаленный косогор. Но звучен гам в вороньем стане, Но влажен хруст шагов на льду. Но зелен сок травинки ранней, Растертой в пальцах на ходу. Стволы прозрачно-серой чаши Мой путь весенний стерегут Да от столба к столбу летящий Упругий проволочный гуд. И вот ушли сады и крыши, Свежее ветра талый хмель, А я иду всё выше, выше — Туда, где солнце, жизнь, апрель.

«Нет во мне ни трепета, ни крика…»

Нет во мне ни трепета, ни крика, Ровен шаг мой, бестревожен взгляд. – Но любовью тихой и великой Возлюбила я тебя, земля. За твои смиренные дороги В мягкой, теплой, солнечной пыли; За мечту о милосердном Боге, Древнем утешителе земли. И за след ноги босой и грубой На пути пустынном, полевом. И за то, что помнят чьи-то губы О случайном имени моем.

ИЗ НЬЮ-ЙОРКСКОГО АЛЬБОМА

1. «Три китайчонка — личики чуть намечены…»

Три китайчонка — личики чуть намечены И прямые черные волосы в скобку — Нашли на улице таз искалеченный И от бисквитов большую коробку. Влезли и, узко мерцая глазками, Смеются и в гонг ударяют яро, — Плывут за океан за драконьими сказками От заплеванного тротуара.

2. «Злой локоть оттиснул прочь…»

Злой локоть оттиснул прочь, В напоре сжатые челюсти… Трясет железная ночь Толпу в ее дикой прелести. И где уж нам не позабыть, Как небо зарей румянится. Здесь жизнь земную любить Умеют — дети да пьяницы.

ИЗ ЦИКЛА «СЕВАСТОПОЛЬ»

На колени просилась к няне, Прижималась к ней, присмирев, — Потому что в ночном бурьяне Притаился и смотрит — лев… Светляков проплывали искры, Что глаза. А над срезом крыш, Заметавшись, грозила быстро Злым крылом летучая мышь. И русалий хохот лягушек Шевелил безлунную ночь, Словно их зеленые души Улетали с хохотом прочь… …Пахла няня кофе и ситцем, А ладонь как терка была. Даже страхом легко томиться Под оградой ее тепла.

«На песке рисую тростью…»

На песке рисую тростью Дым витым столбом. Полно быть смущенной гостьей, – Где-то есть мой дом. Или только боль разлуки В долгом забытьи? Никогда в родные руки Не вложить свои?.. Пусто, пусто в мире новом, Где одни бредем, – На песке лишь нарисован Наш ненужный дом.