Город без людей
Шрифт:
Когда Ахмед проснулся, солнце стояло уже высоко. Близился полдень. Ахмед встал. Было прохладно. Чувствовалось приближение зимы.
Подойдя к окну, он взглянул на улицу. У навозных куч возились ребята. Ахмед узнал среди них младшего сына дровосека Салиха — вылитый отец с его огромной головой... При виде этого ребенка Ахмеда снова охватило чувство отвращения. В голове, вне какой-либо связи друг с другом, возникали мысли, образы... Дровосек Салих... Вольтер... Жить... Ревизор... Домик тети в Аксарае... Снова дровосек Салих...
Во дворе послышались шаги. Что произошло
— Ты что, нездоров, братец?
На пороге стоял лесовод.
— Я зашел к тебе на службу — говорят, не приходил.
С трудом переводя дыхание, Ахмед смотрел на него, но не узнавал.
— Я здоров.
— После обеда собираюсь поехать по одному делу в деревню Умурджу. Велел приготовить две лошади. Если не занят, поедем вместе.
— Да нет, особых дел нет.
— Ночи лунные, успеем вернуться. Поедем?
— Ну, что ж, поедем...
— Тогда собирайся... Лошади ждут у лавки Хасана... А я сейчас кое-чем запасусь, чтобы не голодать в дороге... Да, чуть было не забыл, тебе письмо.
Вскрывая конверт, Ахмед слышал, как во дворе лесовод перебрасывался шутками с Хатидже-нинэ. Письмо было из Стамбула, от дяди.
«Дорогой мой!
Давно уже мы не получали от тебя весточки и очень беспокоились. Особенно сильно тревожилась тетя. Она очень обрадовалась твоему письму, в котором ты сообщаешь о предполагаемом отпуске. Но непродолжительный отпуск недостаточен, чтобы утешить твою тетю. Она уже немолода, здоровье ее подорвано тоскою по тебе. Ты мечтал стать адвокатом. Мне это было известно. Но, несмотря на это, я был сторонником того, чтобы ты начал службу в Анатолии. Мне хотелось, чтобы ты стал настоящим человеком. Однако сейчас я понял, что нельзя жертвовать здоровьем старой женщины даже во имя твоих интересов. Поэтому мы с тетей считаем, что ты должен вернуться в Стамбул и работать здесь, где ты пожелаешь. Ведь у нас, кроме тебя, никого нет. Конечно, ты волен сам решать свою судьбу. Ждем ответа. Я и тетя очень соскучились по тебе и с любовью целуем тебя».
Ахмед чуть не задохнулся от радости. Снова и снова перечитывал он последние строчки письма. Ты должен вернуться в Стамбул... здесь... где пожелаешь... Конечно... решать свою судьбу... Ждем отве... Какой там ответ! Вместо ответа он приедет сам. Решено: завтра же в дорогу! И никому ничего не говорить об отъезде!
Мысль уехать потихоньку, ни с кем не попрощавшись, целиком захватила его. Никому ни слова, тайком... Ахмед лениво потянулся и снова нырнул под одеяло. В эту минуту он забыл о Мазылыке, и даже о своем обещании лесоводу поехать с ним вместе в деревню. Перед глазами у него стоял домик с садом в Аксарае. Тихо трогается поезд, все огорчения, словно станции, мимо которых он едет, удаляются, мельчают и исчезают...
Часа два провалялся Ахмед, мечтая, с улыбкой на губах. Вдруг он вспомнил о лесоводе. Вскочив с постели, оделся, вышел на улицу и направился прямо к лавке Хасана. Каким прекрасным казался ему теперь мир, все сразу стали такими близкими! Было прохладно, но он не чувствовал холода. Ахмед с любовью посмотрел
Лесовод, не зная, что и подумать, с нетерпением ждал его у лавки Хасана.
— Опаздываем.
Ахмед даже не счел нужным извиниться.
— Едем?
— Едем.
Они направились в сторону равнины. Лошади резво бежали по широкой, ровной дороге. Солнце клонилось к западу. Некоторое время они скакали во весь опор. Наконец лошади устали, одна из них замедлила бег, споткнулась и встала.
— Какой чистый воздух! — сказал лесовод. — Хорошо скакать в такую погоду.
Крестьяне, окончив работу, оставили землю наедине с небом и ветром. Кругом ни души.
— Посмотри, в горах выпал снег...
Горы упирались своими снежными вершинами прямо в голубое небо. Вдруг на горизонте появилось какое-то темное пятно, словно дождевая туча...
— Что это? — спросил Ахмед.
Лесовод, прикрыв глаза рукой, внимательно посмотрел вдаль.
— Не знаю, не могу разобрать.
Ветер доносил запах земли.
Ахмед взглянул на горы, потом снова на пятно, видневшееся на горизонте. Он и сам не понимал, почему оно привлекало его внимание. Ахмед не верил в существование неведомых сил, но у него как-то странно щемило сердце. Ему вдруг показалось, что сама судьба медленно движется ему навстречу.
Тишина. Лошади, будто почуяв что-то необычное, шли, опустив головы, прижав уши.
Ахмед оглянулся. Мазылык с его белым минаретом казался ожившей крохотной страной из сказки. Солнце садилось прямо на этот призрачный городок.
— Вижу! — неожиданно крикнул лесовод. — Это рабочие с рисовых полей. Смотри, они идут в Мазылык.
Словно в снопе света, Ахмед ясно различал теперь процессию из пятидесяти-шестидесяти человек. Женщины, мужчины, дети. Они были еще далеко, но их фигуры четко выделялись, освещенные последними лучами солнца.
— Да, это рабочие, Ахмед-бей. Каждый год в это время они возвращаются с рисовых полей. Почти все больны малярией, некоторые умирают прямо в дороге. Несколько лет назад мы нашли труп у дома каймакама. Они почти раздеты, да и денег у них нет. Проработав много месяцев по колено в воде, они уходят, оставаясь в долгу у хозяина. Ведь суп, хлеб, табак — все они берут в долг в бакалейной лавочке на рисовом поле. В Мазылык приходят рассказать о своих бедах, ищут, кто бы защитил их права. Потолкавшись несколько дней у дома каймакама и прокурора, они разбредаются по своим деревням ни с чем.
Ахмед, не отрывая глаз, смотрел на эту процессию. Изменившимся голосом он спросил:
— На будущий год они снова пойдут?
— Эти — нет, пойдут другие... Желающих работать много...
— Разве они не знают, что останутся ни с чем?
— Как не знают? Знают, но все равно идут.
— Почему?
— Хоть несколько месяцев они сыты.
«Борьба не на жизнь, а на смерть... Борьба не на жизнь, а на смерть... — гудело в ушах Ахмеда. — Я одинок в этой борьбе...»
Толпа рабочих медленно удалялась.