Город без людей
Шрифт:
Ахмед невольно улыбнулся.
— В таком случае, — продолжал каймакам, — почему ты не послушался моих советов?
— Я люблю вас, как старшего брата, господин каймакам, но не раскаиваюсь, что не последовал вашим советам. Я и сегодня поступил бы точно так же. Говорю это откровенно, вы не рассердитесь?
— Ну что ты, с какой стати!
— Я убежден, что поступил правильно. Какое обвинение может мне предъявить ревизор?
— Какое могут предъявить тебе обвинение? Разве положения о коллективных пожертвованиях недостаточно для этого? Ты добр, честен, отзывчив и любишь делать добро. Когда я смотрю на тебя, я вспоминаю свою молодость. Да, в чем они могут еще обвинить тебя?
Каймакам
— За все время, что я работаю, я усвоил одно, о чем помню всегда, приступая к какому-нибудь делу. Любое дело как идея может быть превосходно. Но это качество следует искать не в самом начинании, а в той реакции, которую оно вызовет в обществе. Эта реакция, на худой конец, должна быть положительной.
— Например?
— Например, возьмем вашу затею с электричеством. Посмотрим, какое действие оказала она на то маленькое общество, в котором мы живем, то есть на Мазылык. Какую пользу принесло электричество населению? Может, увеличилось плодородие полей? Исцелились больные или уменьшилась смертность среди детей? Зажглись электропечи вместо очагов, которые топят коровьим пометом? Народ перестал спать вместе со скотом? Крыши домов вместо камыша покрыты черепицей, а кирпичные стены оштукатурены? Хасан получил землю, а Хюсейн смог купить плуг? Или Мехмед наконец понял, почему в его деревне не разрешают сеять рис? Ну скажи, что изменилось?
Ахмед, растерявшись под градом посыпавшихся на него вопросов, заикаясь, пробормотал:
— По крайней мере вы не будете отрицать, что вместе с электрическими лампочками, которые зажглись на улицах, в Мазылык пришел свет цивилизации.
— Сын мой, нам нужен не свет цивилизации, а она сама. Мы плетемся позади каравана и с каждым днем все больше отстаем от него... А караван движется так быстро... В свое время на этих землях жила цивилизация, о свете которой ты только что говорил. С тех пор прошло немало лет. Проблемы, встающие перед нами, меняются, но характер их остается прежним. Проблема, нашедшая свое отражение в социальных и политических реформах еще во времена великого Решида-паши, проявилась впоследствии в реформах в области религии и традиций. Потом нам показалось, что мы нашли выход в индустриализации, сельскохозяйственных преобразованиях, реформах в области культуры. Невозможно даже определить, правы мы были или ошибались, так как ни одно из этих дел не доведено нами до конца. Теперь это уже вопрос жизни и смерти. Мы сами довели себя до такого состояния.
Каймакам на мгновение замолчал, пытаясь разгадать, какое впечатление произвели его слова на Ахмеда. Потом, понизив голос, продолжал:
— Сейчас уже поздно... Кого призовешь к ответу? По правде говоря, у нас даже нет времени считаться... Мы сейчас в борьбе не на жизнь, а на смерть, понимаешь, на смерть...
«Борьба не на жизнь, а на смерть... Не на жизнь, а на смерть...» — назойливо, до боли гудело в голове Ахмеда.
— Вам, молодому поколению, предстоит эта борьба... Вам, мой юный судья... Вам...
Нам?.. Перед взором Ахмеда оживает громадная армия судей, каймакамов, докторов, учителей, инженеров, разбросанных по всей стране... Мы? Лесовод, агроном, учитель Бекир, учитель Нихад, Назми и я... я... Я?.. Вся громадная армия вдруг исчезла, остался только он один. Один в борьбе не на жизнь, а на смерть... Совершенно один... Ахмед испуганно вздрогнул.
Каймакам продолжал:
— Неиссякаемую энергию вашей молодости нужно направить на правильный путь... Поставить в воду колесо и зажечь три лампочки не так уж сложно. Нужно сделать так, чтобы народ сам зажег эти лампочки. Когда ты слушаешь дело какого-нибудь Хасана и говоришь ему, что он прав, не думай, что это главное. Добейся, чтобы Хасан сам заявил, что он прав. Излечить одного
Каймакам спокойно потянулся, словно эти яркие, вдохновенные слова произносил не он, а кто-то другой. Взял фиалку из букетика, стоявшего в стакане с водой, и, вдыхая ее аромат, сказал:
— Ах, мой юный судья, как это хорошо — жить...
XVI
Выйдя от каймакама, Ахмед почувствовал, что в нем что-то изменилось, на душе стало как-то легко. Прибавив шагу, он направился прямо в суд. Слова, услышанные им от каймакама, гудели у него в голове, словно пчелы в банке. Борьба не на жизнь, а на смерть... Эту борьбу предстоит вести нам... Это несложно... Сделайте так, чтобы общество само... Это несложно... сделайте так... Это несложно... Это несложно... Сделайте так... Мы сделаем это... Мы должны сделать... Если мы не сможем, тогда надо умереть... А ведь... Ах, юный судья, как это хорошо — жить...
Ревизор был у прокурора. Ахмед спокойно пожал ему руку. Невысокого роста, светловолосый, средних лет человек своими маленькими голубыми глазками, спрятавшимися за сверкающими стеклами очков, смерил Ахмеда с головы до ног. Потом, обернувшись к прокурору, спросил:
— Значит, суд размещается в этих трех комнатушках?
Прокурор улыбался.
— Да, господин ревизор... К сожалению, более подходящего здания в касабе нет. В этой комнате работает ваш покорный слуга. Соседняя комната несколько больше. Там происходят заседания суда. Внизу сидят секретари...
— Сколько лет вы здесь работаете?
— Пять.
— А вы, господин судья? — обратился ревизор к Ахмеду.
— Скоро уже два года.
— Это ваша первая должность, не так ли?
— Да.
— Привыкли?
Прокурор опередил Ахмеда:
— Со временем все привыкают. Но ваш покорный слуга наконец намерен уехать. В этом году мой старший сын кончает начальную школу. Буду просить о переводе меня туда, где есть средняя школа.
Потом, взглянув на Ахмеда, добавил:
— Наше место могут занять молодые коллеги. Теперь очередь за ними...
Ахмед улыбнулся.
С чашкой кофе в руках вошел курьер. Ревизор не спеша выпил кофе и снова взглянул на Ахмеда:
— Много лет назад, подобно вам, я начал работать в одном таком же маленьком городке. До сих пор помню, как тосковал в первые дни. Особенно по вечерам, когда все расходились по домам и я оставался один. Хотелось даже плакать. Кругом горы. До большого города далеко. Да, эта тоска мне хорошо знакома. Но поверьте мне, со временем дни, прожитые вами здесь, станут для вас самым теплым воспоминанием. Несколько лет назад мне довелось в качестве ревизора побывать в городке, где я начинал службу. Я плакал от радости. Несколько дней, проведенные мною в этом городке, я считаю самыми счастливыми в моей жизни.
Ревизор замолчал. Стекла его очков блестели, и поэтому не было видно, куда он смотрит.
— По крайней мере воздух и вода у вас в касабе хорошие? — спросил он, обращаясь к прокурору.
— Вода у нас очень хорошая, да и воздух неплохой...
— По пути сюда я заметил на обочине дороги столбы с электрическими лампочками. Разве у вас есть электричество?
Прокурор с улыбкой посмотрел на Ахмеда:
— Да. Провели благодаря инициативе Ахмед-бея.
Как ни старался Ахмед сохранять спокойствие, он все-таки не удержался и покраснел. К счастью, прокурор сам принялся рассказывать, как строилась электростанция, какую роль сыграли в этом деле Ахмед и его друзья. Ахмед, довольный, что избавился от объяснений, понемногу успокоился. Когда прокурор кончил, ревизор приветливо обратился к Ахмеду: