Город, где ничего не случается
Шрифт:
– А может для него это не только пиар. Когда надо, он пойдет по головам. Но и человеческое ему не чуждо.
– Ладно, не буду развивать дискуссию, - Наум мешал сахар в чае.
– Удивительно, но это даже похоже на настоящий чай! А на вокзале, где я прокуковал все утро, подсовывали бурду из пакетиков. Я ею нахлебался, как верблюд.
– Здесь почти все настоящее, - Вероника оперлась подбородком на ладони.
– Эх, а в Новоминскую я пока еще не нашла времени съездить. Хоть посмотреть, в каком сейчас состоянии дом дедушки и бабушки.
– Давай завтра съездим, - предложил Наум.
– Мне тоже
– Опять нафоткаешь рассказ в картинках с едкими комментариями с обязательным селфи на фоне сельсовета?
– улыбнулась Вероника.
– Едким не буду, - пообещал Гершвин, - я уже понял, что это твоя малая родина, и буду предельно тактичен. Стори будет философской и немного грустной. Мне, блин, самому режет глаз этот диссонанс: в Питере и Москве - блеск, великолепие, клубы, бутики, салоны; по вооружению мы впереди планеты всей, - адвокат уже не ехидничал, а откровенно высказывал наболевшее, - в "Коринтии" за один ужин можно чью-то месячную зарплату прожрать! В Мариинку самый г...й билет на места под самой крышей, откуда ни хрена не видно, две штуки стоит, а партер - в разы дороже! А на периферии есть еще деревни, где дороги дождями размыло еще лет двадцать назад; автобус туда ходит раз в неделю, и то если не сломается, и, извини, до сих пор по нужде во дворе орлом сидят! Не за столом будь сказано. Я тут уже услышал, что в Новоминской совсем плохи дела. Осталось там с десяток стариков, выживают, как могут. И язвить на эту тему я не буду. А вот обсудить ее всерьез необходимо.
– Да, не помешает, - согласилась Вероника, допивая свой кофе "Как раньше" и морщась от избыточной сладости и изобилия сгущенного молока.
В аллее с деревянными фигурами они закурили на скамейке. Гершвин, хмурясь, листал почту на смартфоне. Вероника отправила СМС маме и сестре, потом ответила на письма Лили и Таси.
– Хорошо, что ты спас Кротовых от СИЗО, - сказала она, пряча смартфон.
– Говорят, что в Ладожске изолятор находится в старом здании, где капремонта не было уже лет сорок и условия там хуже, чем были в старых "Крестах".
– Вот так всегда у нас, - буркнул Гершвин, - везде считают, что преступника или подозреваемого достаточно просто изолировать от общества и помешать дальше совершать противоправные действия. А у нас еще и условия, как нарочно, создают аховые. Военнопленных в "Абу-Грейб" только ленивый еще не пожалел, а я бы таких жалельщиков, блин, в московскую Бутырку, в старый корпус, или в наши прежние Кресты бы привез, да по общим камерам провел да носом бы натыкал, как котов: а ну ищите десять отличий! Ах, нет разницы? Так почему вас ужасает то, что творится за тысячу верст, а у себя под носом вы ни черта не видите?! Американцам с военнопленными так нельзя обращаться, а нашим, с нашими же людьми, можно?! И по колониям бы их повозил, особенно тем, что на "строгаче"...
Вероника снова вспомнила рассказы Таси и две недели, которые подменяла ее однажды на Лебедевке. Да, и ей приходили тогда в голову аналогичные мысли. Почему в других странах ограничиваются лишь крепкими затворами и надежной охраной, но содержат подследственных и даже осужденных в нормальных условиях, а старые корпуса Лебедевки или "Крестов" мало чем отличаются от средневековых узилищ?
– Может, считают, что благоустройство казенных домов - не первоочередная задача, есть более важные дела, - сказала она.
– У меня была подборка на эту тему года три назад...
– Я читал. Эк ты там продернула кое-кого!
– Тасе потом от начальства досталось за то, что она под видом сменщицы привела журналистку.
– Ну, кому же понравится, когда из их шкафов все скелеты вываливают, - ухмыльнулся Гершвин.
Из аллеи Наум направился в "Монрепо", чтобы поработать над материалами дела Кротовых, а Ника спонтанно вскочила в подошедший автобус, идущий на улицу Купеческую, где недавно они с Виктором ели мороженое в "Снежинке". И круглый, глазастый, как в детстве, автобус привез ее на остановку между арт-кафе и домом за коваными воротами.
"Могла бы и пешком дойти через парк, всего четверть часа быстрым шагом", - запоздало подумала девушка.
Выпив в "Снежинке" чашку доппио с малиновым чизкейком, она зашагала к дому Виктора и у калитки встретилась с юристом Дымовым. Молодой человек приветливо кивнул ей и сел в припаркованную у тротуара серебристую "БМВ" каплевидной формы. Итак, Виктор уже дома.
Вероника нажала на кнопку звонка у калитки. Глазок одной из видеокамер повернулся к ней, и из домофона раздался голос Морского:
– Я знал, что ты придешь!
*
Виктор удобно расположился в кресле у горящего камина, закинув ноги на обитую бархатом скамеечку. На нем был длинный халат из золотистой парчи поверх белой рубашки и узких черных брюк. На коленях у Морского в позе Грифона на Банковом мосту возлежал величественный Мася.
– Рад тебя видеть, - улыбнулся Морской.
– Извини, что встречаю тебя сидя, но сама видишь, каковы обстоятельства. Мася не любит, когда его будят, и спросонья может обидеться даже на меня.
– Понимаю. Будить спящего манула - это еще похлеще, чем спящую собаку, - ответила Вероника.
– Я хотела поблагодарить тебя за помощь Кротовым. Не знаю, зачем ты это делаешь, но я рада, что из зала суда они отправились домой, а не в изолятор.
Виктор предложил ей сесть в кресло рядом с ним и после небольшой паузы ответил:
– Если кому-то из моих будущих политических противников нужна была показательная жертва для того, чтобы дискредитировать меня, то поломать им игру для меня - святое дело!
А потом уже тихо добавил:
– Да и Кротовых я знаю. Василий с моим братом служил. Они и на то задание вместе пошли. Алешка тогда Василия спас, ценой своей жизни. А здесь, дома, в мирное время...
От их голосов Мася проснулся и недовольно заворчал. Потом потянулся, разминая мощные, но коротковатые лапы, и спрыгнул на пол. "Безобразие, - читалось на его морде, - только заснул, а вы тут разговорились!"
– Мася, не ругайся, - Виктор наклонился и погладил манула.
– Сам видишь: ко мне пришла гостья.