Город заблудших
Шрифт:
– Не спрашивай меня, старик, – отвечаю я. – Мне не надо дерьма в прессе больше, чем там уже навалено.
От злости рожа Карла перекашивается.
– Я же твой друг, сволочь ты конченная.
– И что? Ни слова не окажется на первой полосе? Я тоже не дурак.
Он встает. Таким взбешенным я его в жизни не видел.
– Да пошел ты, – говорит он. – Это слишком важно. Нельзя просто взять и сделать вид, что все путем, черт тебя дери. Ты начала не слышал. Там нашли больше двадцати тел.
– Не надо, Карл, – говорю я.
Он встает
– А то что? Ты и меня прикончишь? Это тебя немножко выбивает из колеи? Ты убил всех этих людей? У меня в спортзале чертов серийный убийца?
Даже не задумываясь, я бью его в челюсть. И ведь не особенно старался, но Карл вписывается в дверь, на армированном проволокой стекле, там, где он ударился головой, тут же появляется сетка трещин.
Карл поднимается, его трясет. С подбородка капает кровь. Разбитая губа опухает на глазах. Он бросается ко мне, но на полпути тормозит.
– Выметайся.
– Карл, я…
– Не хочешь говорить, – перебивает он меня, – дело твое. Сам все выясню.
– Старик, не надо тебе в это сова…
– Я сказал, выметайся! – орет Карл, распахивает дверь и отходит в сторону, чтобы я мог выйти.
В зале тихо. Все смотрят, как я иду к дверям.
Если раньше меня не заметили, то сейчас уж точно внимания хоть отбавляй.
Остаток дня я разъезжаю по городу. Никакого желания возвращаться домой и смотреть на треклятый камень нет. Такое ощущение, будто он хочет, чтобы я его вытащил и часами на него пялился.
Все вокруг кажется совсем другим. Цвета чуть-чуть ярче, звуки чуть-чуть четче. А запахи… Господи, я теперь все могу унюхать. Не замечал, пока не вышел из спортзала, но запах людей начинает напоминать мне запах мешка со свежатиной.
К тому же у меня развивается паранойя. Постоянно вижу черный «эскалейд» среди машин позади меня. Бога ради, это же Лос-Анджелес. Здесь у каждого встречного по черному «эскалейду». Впрочем, через какое-то время я перестаю его видеть и успокаиваюсь.
Звонит телефон. Это Карл. Я выключаю звук. В ближайшее время мне все-таки придется с ним поговорить и что-нибудь рассказать, чтобы уладить конфликт. Учитывая, что меня прикрывает Фрэнк, мне бы сейчас не ругаться с копами. Но я должен что-нибудь предпринять, чтобы Карл не взялся копать слишком глубоко.
Жаль, что я сорвался. Теперь будет куда труднее не дать дерьму вылезти из горшка.
В конце концов я сворачиваю к побережью, еду по шоссе Пасифик-кост мимо Малибу, прямиком к месту преступления. Примерно в миле от него полно репортерских фургонов. Я останавливаюсь неподалеку. Отсюда сойду за очередного зеваку и, может быть, хоть что-нибудь увижу. Перед глазами маячит толпа журналистов, я присматриваюсь. Вижу полицейские машины, кареты «скорой помощи». Тела уже увезли, но закончат здесь еще не скоро. Насыщенная предстоит судмедэкспертам ночка.
Я
Проверяю телефон. У меня три сообщения. Два от Карла. Он почти извиняется, но все еще зол как черт. Третье от Фрэнка. Сообщение проще некуда – время и место. Голос у него резкий, но мне не привыкать. Говорит, что хочет ответов.
Я бы и сам от парочки не отказался.
Глава 7
Тем же вечером я встречаюсь с Фрэнком «У Мэла» в Шерман-Оукс. Между нами стоят белые керамические чашки с кофе, по воздуху плывет запах жареного жира. На столе лежит здоровенный желтый конверт. Так и мозолит глаза, зараза.
Помещение ярко освещено свисающими с потолка флуоресцентными лампами, из потрескивающих динамиков льется музыка пятидесятых. Здесь куча народа. Куча свидетелей. До меня не сразу, но все-таки доходит: Фрэнк боится меня больше, чем я его.
Какое-то время мне удается не задавать никаких вопросов, но терпеть больше нет сил.
– Ты сказал, мол, знаешь, что Джавети не сдох. Он что, встал и расхаживает теперь по округе?
– Если встанет, мы об этом узнает. Я отправил его в морг.
– Ну, это уже что-то.
Между нами виснет тишина и не на шутку затягивается.
– Ты как вообще? – наконец спрашивает Фрэнк.
– Перекусить твоими мозгами не планирую, если ты об этом. – Передо мной лежит бургер. Правда, откусив несколько раз, я понял, что больше не хочу. Впрочем, я голоден, а это как-то неожиданно.
– Хорошо, что сказал. – Фрэнк к своей еде ни разу не притронулся.
– Ну так как? Разве по сюжету блестящий детектив не должен выложить на стол свой козырный туз и рассказать мне волнующие подробности?
– Я надеялся, ты и свой туз прихватить не забыл.
Я хлопаю себя по карманам:
– Наверное, забыл в другой куртке. Ну, знаешь, в той самой, с огромной дырищей.
– Что ты там делал?
– Спрашиваешь как коп?
Фрэнк качает головой:
– Я без значка. Наверное, забыл в другой куртке.
Я должен быть осторожным. Взвешивать каждое слово. Заранее знать, что можно ему сказать, а что нельзя. Я и раньше никогда перед ним не кололся, так что и сейчас начинать не собираюсь. Он пялится на меня. Ждет. Это не знаменитый коповский взгляд. Здесь нечто более искреннее, как будто что-то не дает ему покоя.
Хрен с ним. Теперь все по-другому.
– Умирал, – отвечаю я наконец. – Возвращался к жизни. Твою мать, да не знаю я.
Рассказываю, как звонил Мариэль, как узнал, что Хулио дома. Рассказываю о Джаветти, о том, как меня задушили, как я очнулся в душевой. Он кивает, будто я даю ему недостающие кусочки мозаики, а о том, что они у меня есть, даже не знал.
– То есть ты взял и очнулся? Так просто?
– Ага. А потом он пальнул мне в башку.
– Приятного мало, наверное.