Город заблудших

Блэкмур Стивен

В ответ все молчат.

Я прижимаю дуло к затылку водителя:

– Я спросил, какой у нее пробег.

– Дерьмовый, – отвечает он, и по салону разносится запах мочи.

– «Кадиллаки» сами по себе дерьмо. – Я откидываюсь на спинку сиденья, прикуриваю сигарету. Несколько долгих секунд мы сидим в тишине. – Итак, – наконец говорю я, и все трое подпрыгивают от неожиданности, – не хотите рассказать, почему вы за мной следили? – Тишина. – Или я могу пристрелить одного из вас. Зуб даю, оставшиеся двое все мне выложат как на духу. Меня устроит любой вариант.

– Чувак,

мы всего лишь должны были за тобой наблюдать, – говорит пацан с заднего сиденья, – и докладывать, чем ты занимаешься, куда ездишь. Вот и все. – Он смотрит в пол. – Твою мать, ты не должен был нас заметить.

– На Неймана шестерите?

Судя по мордам, они сбиты с толку, а значит, ответ – большое жирное «нет».

– На Бруху [27] , – лепечет водитель. По голосу слышно заглавную букву.

Остальные взглядами просверливают в нем дыры. Видать, он только что капитально облажался.

[27]Бруха (исп. Bruja) – ведьма; колдунья.

– Продолжай, – говорю я.

– Она хочет знать, что ты делаешь, где бываешь, – отвечает он.

– Кто на хрен такая эта Бруха?

– Молчи, чувак, – говорит пацан с заднего сиденья. Я тычу в него пушкой, и он следует собственному совету.

– Ну так как?

– Она ведьма. В смысле ого-го какая ведьма. С ней связываться – себе дороже. Она говорит, что делать, и ты делаешь.

Любопытно. Кем бы она ни была, парней этих запугала до смерти. Наверное, даже чуточку больше, чем я.

– Она хочет знать, чем я занимаюсь? – Водитель кивает, я продолжаю: – Так, может, я ей сам все расскажу?

– Бруху увидеть нельзя, – отвечает пацан с заднего сиденья. – Она сама всех видит.

– Думаю, сегодня, – говорю я, – мы правила изменим.

____________________

Первым парнем, которого я убил, был армянский барыга, взбесивший ювелирного магната. Барыга отсиживался в полуразрушенном притоне на Скид-роу, в райончике, который у нас зовется Никель. Само здание носит название «Эджвуд Армс». Решетки на окнах, на полу – затертый за сорок лет до дыр ковер, который настрадался от сигарет и проституток на шпильках.

С чуваком в комнате прятались двое его кузенов. Одному я ногу прострелил, а второй на меня набросился. Я забил его до потери пульса ножкой от стола.

Само собой, армянин к тому времени сделал ноги. Я выловил его в холле внизу как раз в тот момент, когда он уже собирался выскочить за дверь. Выстрелил ему в спину и дал чуваку-вахтеру пятьдесят баксов, чтобы он обо мне забыл.

– Ты веришь в совпадения? – спрашиваю я, когда мы тормозим перед «Эджвуд Армс».

Водила оглядывается на меня:

– Че ты несешь?

– Да так, ничего.

Похоже, в «Эджвуде» дела пошли в гору. Настолько, насколько они могут пойти в гору у ночлежки на Скид-роу. Тот же ковер, те же замызганные диванчики. Осталось ли пятно на том месте, где

я пристрелил армянина, точно сказать нельзя – пятен тут хоть отбавляй, и все хрен знает откуда. Чего тут не хватает – так это шлюх и наркоманов, ширяющихся по углам. Однако в воздухе витает что-то новое. Что именно, не узнаю.

Водила подходит к вахтерскому столу и что-то шепчет на ухо парню, который там сидит. Последний переводит взгляд с водилы на меня и обратно. Судя по виду, радости он не испытывает.

Звонит телефон, вахтер берет трубку и что-то говорит. Мне не слышно. Но, когда он кладет трубку, вид у него еще менее радостный.

– Она желает вас видеть, – говорит он мне.

Камер нигде не вижу, но нутро подсказывает: чтобы знать, что я здесь, Брухе они не нужны.

– Четвертый этаж, – сообщает вахтер, показывая на лифт.

– Даже пушку не попросишь?

– Не-а, – отвечает он и ржет, как будто только что послал христиан на съедение львам [28] . – Все равно вам от нее пользы не будет.

[28]Вид смертной казни в Древнем Риме. В I-III веках н. э. казнь применялась преимущественно для расправы с ранними христианами.

Клетка лифта выглядит так, будто вот-вот развалится. Скрежет металла нагнетает атмосферу. Лифт дергается и останавливается в паре сантиметров от нужного этажа. Мне ничего не остается, как выйти.

Полы здесь чище, но не намного. Половина светильников не горит, несколько комнат заколочены досками. В конце коридора стоит барышня. Латиноамериканка. Лет девятнадцать-двадцать. Длинные черные волосы, узкие джинсы, ботинки. На камуфляжной футболке белыми буквами написано «ТЫ МЕНЯ НЕ ВИДИШЬ». Руки сложены на груди – универсальный жест взбешенного подростка.

– Заходи, – ровным тоном говорит она.

Я иду за ней в комнату. Смахивает на кабинет. Письменный стол, компьютеры, телефоны. На стене – огромная карта Лос-Анджелеса. Повсюду ящики для документов. Больше похоже на офис адвоката, чем на убежище ведьмы.

Как и у Неймана, здесь на стенах намалеваны какие-то символы, в дверном косяке и за оконными рамами торчат игральные карты. Модные веяния, видимо.

Кроме меня и барышни, здесь никого больше нет. А я сюда приперся не для того, чтобы поболтать с секретаршей Брухи.

– Ну и где она? – спрашиваю я.

Подбоченившись, девица молча пялится на меня. Глубокие карие глаза явно пытаются меня запугать, и тут до меня доходит.

– Да ты, никак, шутишь, – говорю я. – Это ты?

Тяжелый взгляд никак не вяжется с юным личиком. Оказывается, Бруха – всего лишь маленькая девочка, которая пытается казаться крутой. Я ухмыляюсь.

– А что? У тебя с этим проблемы? – спрашивает она.

Кем бы она ни была, пацаны внизу боятся ее до смерти. То бишь у нее имеется определенная репутация. И, судя по всему, ей что-то известно обо мне. Значит, лучше ей не угрожать. Ну что ж, проблем от этого не прибавится. Разве что совсем чуть-чуть.