Город заблудших
Шрифт:
– Точно. Слава богу за богатеев. Благодаря людям вроде мистера Хендерсона у меня есть работа.
– А дома всегда так быстро выставляются на продажу? Мне казалось, такое местечко должно попасть в завещание.
Питер кивает:
– И попало бы, если бы хозяином дома был мистер Хендерсон.
– А он его снимал?
– Не совсем. Подробностей договора я не знаю, но домом владеет «Империал Энтерпрайзес». Опять же, я не в курсе, чем они занимаются. Может, каким-то импортом. Или высокими технологиями. Кто знает? –
Дальше проводит мне экскурсию по первому этажу. Ванные комнаты здесь просторнее, чем квартиры, в которых мне доводилось жить. В гостевой спальне мы находим женщину, которая моет подоконники.
– Энджи, – зовет ее Питер, – ты работала здесь, когда еще был жив мистер Хендерсон?
Она кивает. Миниатюрная барышня, фиолетовые волосы с каштановыми корнями, серьга в носу. Лет девятнадцать-двадцать. По глазам видно, что навидалась всякого.
– Да. Я и еще несколько человек. А что?
– Привет, Энджи, – встреваю я. – Я из полиции. Хотел кое о чем с тобой поговорить. – Достаю крошечный блокнот вроде тех, что есть у каждого копа, и ручку. Из кожи вон лезу, чтобы выглядеть официально.
– Я не воровка, – выпаливает Энджи. У нее такой вид, будто она уже на скамье подсудимых. Причем обвиняют ее в убийстве людей, которых она пальцем не трогала и трогать не собиралась.
– А я так и не думал, – говорю я.
Помню себя в ее возрасте. Как-то мне учинил допрос с пристрастием один жирный ублюдок, который считал, что может размазать меня по стенке только за то, что я молод, ношу кожаную куртку, длинные патлы и катаюсь на скейтборде.
– Всего лишь хотел задать тебе несколько вопросов о мистере Хендерсоне. Ничего не пропало, и я здесь не для того, чтобы говорить о краденых вещах.
Она щурится, явно мне не верит, но говорит:
– Ладно.
– Ты была здесь в ту ночь, когда сюда вломились?
– Нет, – качает головой Энджи. – Я ушла за пару часов до этого. Дома никого не было.
– Ты не знаешь, был ли кто-то у мистера Хендерсона? Подружка? Может, бойфренд?
Она молчит, думает, как будто пытается что-то вспомнить.
– Ага, – говорит она, растягивая слово, как ириску. – Кто-то точно был. Только я… я не помню кто.
У меня не возникает ощущения, что она врет. Мало того, у нее розовеют щеки, как если бы от мыслей у нее разболелась голова.
– Не надо себя мучить, – говорю я, и Энджи, похоже, успокаивается.
– Даже не знаю, почему не могу вспомнить, – говорит она.
– Но хоть что-то ты помнишь? Мужчина это был? Или женщина? Какого роста?
– Помню. То есть, наверное, помню. Кажется, это был мужчина. Или все-таки женщина? – Она пожимает плечами. – Извините.
Интересно, у Фрэнка такие же проблемы? Может быть.
– Ты знаешь, кто еще работал здесь в то время?
Я беседую еще с тремя людьми. С двумя женщинами и мужчиной, работающим во дворе.
Я прощаюсь с Питером у главных ворот. Здесь кто-то был, но никто не помнит кто. Мужик, который здесь жил, не владел домом, но и не снимал его.
Вопросов больше, чем ответов. Кто-то нехило надорвался, чтобы все это устроить.
Глава 14
Как правило, оказавшись в тупике, я обсуждаю все с Хулио, и мы с ним придумываем, что делать дальше. Теперь, правда, это не вариант.
Я знал, что когда-нибудь одного из нас прикончат. Только всегда думал, что первым буду я. И каким-то более традиционным способом.
Выбрасываю эту мысль из головы. Сопливой ностальгией мои проблемы не решить.
Что мне нужно – так это мнение со стороны. Но единственный человек, который приходит на ум, не желает со мной разговаривать.
Да пошло оно все к черту. Выбора все равно негусто. Я набираю Карла, надеясь, что он не вырубил телефон. Обычно он отключает звонок, когда едет в редакцию.
Мне придется за многое извиниться и, будь оно неладно, рассказать ему, что происходит. Даже не знаю, как он отреагирует. А вдруг я ему все выложу, а он свихнется?
Через четыре гудка включается голосовая почта. Я уже собираюсь оставить сообщение, но кладу трубку. Что, черт возьми, мне ему сказать? Правду или нагородить брехни с три короба и надеяться, что он ничего не заметит?
Если рассказать ему правду, он наверняка решит, что я спятил или морочу ему голову. И если правду, то сколько? Само собой, он в курсе, что я наемник. Знает, в каких кругах я вращаюсь. В конце концов, я ему уже сто лет скармливаю объедки с нашего стола.
Он сказал, что знает, чем я на самом деле занимаюсь. Правда ли это? Или всего лишь грамотная догадка? Так или иначе, это одна из тех вещей, о которых мне меньше всего хочется ему рассказывать.
Однако я знаю Карла почти всю свою жизнь. Он мой друг. И скорее всего единственный, кто у меня остался. Господи, впервые в жизни я рад, что вся моя семья на том свете. Представить не могу, как с такой историей подступиться к маме.
Видимо, придется выложить всю правду. Мне нужно не просто мнение со стороны. Мне нужен кто-то, на кого можно положиться. А это вопрос доверия.
Снова звоню Карлу, жду того же механического голоса, который попросит оставить сообщение, но вместо него слышу крик.
– Карл? – ору я, пытаясь перекричать шум в трубке.
– Помоги, – говорит он таким голосом, будто у него в глотке кусок наждачки. – Джо, пожалуйста, умоляю тебя, мне нужна помощь.
– Что случилось? Где ты?