Господин следователь 6
Шрифт:
Но Аничков мост и юноши с жеребцами куда интереснее, нежели рассказ. А мне интереснее посмотреть на Невский, пройтись по нему.
Невский, разумеется не тот, что в моем времени. И здания, хоть слегка, но отличаются. Казанский собор — точно такой же. И опять взгрустнулось, что дома Зингера нет! Плохо Невскому без дома Зингера!
Порадовало, что главный проспект столицы сравнительно немноголюден. А ведь привык, что как ни приедешь в Питер, народу тьма, пройти по Невскому трудно. Верно, туристов здесь пока нет, а коли и есть, то не в таком количестве,
И отчего-то нет на нем фланирующих господ с нарядными дамами, как описано у Гоголя. Может, время уже не то? Погода не для прогулок?
Народ, разумеется, ходит, но все по делам. И мне не казалось, что я помещен среди декораций. Все естественно, да и я здесь очень естественен.
Так что, прошлись по Невскому, дошли до Медного всадника, полюбовались, а потом подумали и решили — а не зайти ли нам в кафетерий или еще куда, да не выпить ли по чашечке кофе? Точно! Кондитерская «Вольфа и Беранже». Там Александр Сергеевич выпил стакан лимонада накануне дуэли, а Петр Ильич — стакан воды, в которой оказался не то микроб, не то вирус холеры.
Петр Ильич Чайковский еще вполне себе жив, десять лет проживет. Письмо ему что ли написать, чтобы не пил сырой воды? Но сейчас смысла нет, забудет. Потом.
В бывшей Кондитерской я бывал, только теперь это «Литературное кафе». И цены не такие и маленькие. Но где на Невском проспекте низкие цены? Но нынче-то могу себе позволить.
Но нынче меня ждал облом. Невский на месте, Мойка тоже. Даже дом я этот вспомнил — с колоннами. Но нет ни вывесок, ни швейцара и дверь отчего-то заколочена наглухо. Что за фигня? И как здесь Чайковский стакан воды выпил? Может, врут историки и холерный вибрион поджидает великого композитора в другом месте[2]?
И перед Нюшкой неудобно. Я же, по ее версии, в столице жил и учился.
Ладно, пойдем дальше. По дороге точно имеются и кондитерские, и кафе. Но по дороге меня ждала иная встреча.
— Эй, морда, здорово! Куда прешь?
Ну ни хрена себе! Это что за харя такая борзая с набережной выруливает? Да еще и встал посередине дороги, не пройти-не проехать. Он что, драки ищет? Сейчас устрою.
— Аня, — кивнул я девчонке, чтобы та встала за мою спину. Кивнул хмырю и, с интонациями генерала Иволгина спросил: — А по сопатке?
Один он тут? Кажется, один, тогда ничего страшного.
— Чернавский, ты чего? Своих не узнаешь, что ли?
Усилием воли остановил свою руку, уже собиравшуюся дать в нос наглецу, разжал кулак. Похоже, что знакомый. Вот уж, чего мне тут не хватало для полного счастья — так это знакомого встретить. В том смысле, что не лично моего, а того Ивана Чернавского, экс-студента. Опасался, что натолкнусь на кого-нибудь, но надеялся, что пронесет.
Долговязый парень лет двадцати-двадцати пяти, одетый в темно-зеленый пиджак, при воротнике-стойке, а по воротнику галуны. Где-то я что-то такое видел. Точно. В зеркале видел, на самом себе, когда в Новгороде оказался. Форма студента Императорского университета. Правда, мой мундир был гораздо приличнее, сукно
— Не, Чернавский, ты чего это? И барышне скажи, чтобы камень выбросила.
Ничего себе! Анька, вместо того, чтобы спрятаться за мою спину, ухватила булыжник и стояла с таким видом, словно примеряясь — не то по башке наглецу засветить, не то в другое, менее опасное место. Стало быть, булыжник оружие не только пролетариата, но и маленькой крестьянки.
— Аня, бить дяденьку мы не будем, — хмыкнул я, забирая камень и отбрасывая его в сторону. — Оказывается, это мой знакомый, но невоспитанный.
Эх, Анька, даже не знаю, что и сказать. Молодец, конечно, но хвалить я ее пока не стану.
— Перчатки испачкала, что Ольга Николаевна подарила, — пожаловалась Анька.
Перчатки у девчонки и на самом деле оказались испачканы. Вытащив носовой платок, осторожно стер грязь.
— Ну вот, ничего страшного.
— Теперь вы платок испачкали, — пробурчала Анька.
Усмехнувшись, я ухватил Анечку под локоток и сделал попытку обойти студента. Но тот, пусть и пребывал в некотором смятении, не сдвинулся с места.
— Иван, так ты что, меня не узнал? Это же я, Гришка Прохоров. Мы же с тобой три с половиной года рядом сидели!
— Был рад вас увидеть, — сухо ответил я, намереваясь отодвинуть-таки этого слишком навязчивого субъекта.
— Иван! Чернавский! Если ты на меня в обиде — то ты не прав.
В обиде? А вот теперь уже интересно. На что это я должен быть на него в обиде? Хм… Доставка студента из цитадели знаний в родительский дом. И прокламации, которые я читал со своими друзьями. Кажется, нарисовался один из друзей.
— Да что вы, Григорий, какие теперь обиды? — усмехнулся я. — Время прошло, все обиды забылись.
— Иван, так почему же на вы?
— На ты можно только с близкими людьми. А вы, разве, мой близкий друг? Тем более — что вы студент, а я так…
Прохоров, окинув взглядом мой «прикид», хмыкнул:
— Так вроде, и ты не бедствуешь. Одет богато. — Спохватившись, спросил: — Но ты Иван, кажется в ссылке теперь?
Я только пожал плечами, одновременно пожимая Нюшкину ладошку — мол, ничего не говори, ничему не удивляйся. А мы применим классический прием — мол, сами все знаем, но желаем, чтобы вы нам сами поведали.
— Григорий, я что-то одного не пойму… Предположим, я в ссылке. А может и нет. Но вам-то какое до всего этого дела?
— Хочешь на вы, так давайте на вы… — пожал плечами студент.
— Да я с вами вообще никак не хочу. Ни на ты, ни на вы, ни даже на мы. Лучше, отойдите-ка с моей дороги, да пропустите нас. Расстанемся красиво, а иначе мне вас подвинуть придется. Тогда не взыщите.
— Нет, Иван, так нельзя. Ты, то есть вы, меня за скотину считаете?
— Вам, Прохоров, уши заложило? Я все сказал. Мне, право слово, неинтересно — кто вы. Скотина ли, человек.