Госпожа попаданка
Шрифт:
— Убить его — оскорбление Триморфе, — предупредила Кэт.
— Я не поклоняюсь вашей богине, — проворчал Герхарт, не сводя взгляда со змея, в которого вновь обратилась плетка, — если эта тварь так предана жрицам — что мешает ей самой отправиться на помощь твоей подруге.
— Она и отправилась! — воскликнул Ханген, — она приползла в Храм, потому что знает, что помощь придет отсюда. И ее не остановил ни Страж Мерты, ни предки почтенного Одельберта, что похоронены в роще близ храма — потому что им угодно, если мы поможем спасти спутников нашей гостьи.
Одельберт и Герхарт быстро переглянулись.
— Это похоже на правду, — сказал жрец, — и если такова воля Крови Агареса.
Герхарт закусил
— Я не могу сам идти в бой, — наконец сказал он, — отец запретил мне переходить реку. Но… я не могу уследить за всеми. Если кто-то из моих воинов, на свой страх и риск захочет устроить набег на владения барона — я не смогу им помешать. Даже если их возглавит мой помощник, — он в упор посмотрел на Хангена. Тот коротко кивнул в ответ и перевел взгляд на Одельберта.
— В моем возрасте уже поздно идти в бой, — усмехнулся жрец, — и вряд ли барон будет в восторге, если я открыто поддержу этот набег. Но я не стану, не имею права, и осуждать тех, кто захочет отомстить за попытку осквернения нашей святыни…
— Благодарю Владыка, — кивнул Ханген и взглянул на Кэт, — твоя просьба исполнена, жрица… или кто ты там. Твоя очередь показать нам какой от тебя прок в бою.
Кэт улыбнулась и под жадными мужскими взглядами начала неторопливо расшнуровывать завязки корсета. Сбросив его вместе с юбкой, она вдруг запрыгнула на стол, а оттуда — на ближайший подоконник. Ошеломленные воины — в том числе Ханген, Герхарт и Одельберт, — уставились на огромную кошку, что оглашала трапезную мяукающим воем, которому вторило змеиное шипение и ястребиный клекот.
«Чтоб из-под земли не лез, на тебе поставлю крест…»
Лена снова томилась в плену: после мерзкого пиршества ее вернули в камеру, где и оставили скованной по рукам и ногам, с кляпом во рту. Глаза, правда, больше не завязывали, но в кромешной темноте толку от этого было немного. С тех пор как ее поместили сюда, Лене лишь раз смогла рассмотреть свое узилище: когда желтоглазый слуга с вытянутым уродливым лицом и волосатыми заостренными ушами, принес ей кружку с холодной водой, ковригу черного хлеба и миску с жареным мясом. Лена жадно выхлебала воду и сжевала кусок хлеба, но так и не смогла заставить себя прикоснуться к мясу. Похоже, иного от нее и не ждали: слуга издал блеющий смешок и вышел, забрав факел, после чего камера вновь погрузилась во мрак. Все же Лена успела рассмотреть, что находится в небольшой каморке, с низким потолком и клочками соломы, разбросанными по полу. В углу стояла большая бадья, от который исходил слабый, но вполне узнаваемый запашок, подсказавшей Лене, что бадья предназначена для отправления естественных надобностей. В дальнем углу что-то белело — Лена не успела разглядеть, но ей показалось, что это кости одного из ее предшественников. Лене, правда, эта участь пока не грозила: Кресцент ясно дал понять, что будет держать ее здесь, пока не явится заказчик этого похищения. Лена даже не особенно удивилась, узнав, кто именно стоит за всем этим — слишком часто, в последнее время она слышала о герцоге Тускулате, чтобы рассчитывать так и не столкнуться с ним. Но еще раньше ее собирались использовать в каком-то здешнем празднестве — а вот о том, какие развлечения приняты в этом притоне у Лены имелись самые мрачные подозрения. Однако скованная по рукам и ногам она все равно не могла ничего сделать — и попаданке ничего не оставалось как, подгребя под себя клочки соломы, сомкнуть глаза и постараться заснуть.
Разбудил ее стук двери и яркий свет, ударивший ей в глаза. Приподнявшись на локтях, Лена уставилась на выросшую в дверях фигуру.
— Эй, — послышался громкий шепот, — не спишь?
Глаза Лены привыкли к темноте и она увидела Ватиса. Младший сын барона
— Я принес тебе поесть, — сказал он, ставя тарелку на пол, — хотя мне сказали, что ты отказываешься от мяса.
— От этого я не откажусь, — усмехнулась Лена, неуклюже ухватывая скованными руками тарелку с поджаристыми перепелами. Прежнее угощение лишь раздразнило ее голод, так что она принялась жадно разрывать птицу, давясь нежным мясом и хрустя мелкими косточками. Закончив с этим, она вытерла жирные руки о солому и бросила настороженный взгляд на Ватиса.
— Спасибо, конечно, — сказала она, — но с чего бы это?
— С того, что я не хочу, чтобы ты попала в руки Тускалату, — сказал Ватис, — и тем более, не желаю тебя видеть на том празднике.
— Там и правду все так мерзко, как я думаю? — спросила Лена.
— Не то слово, — сказал Ватис, — там не место ни тебе, ни сестре. Если Люсинду я не смогу оградить от этого паскудства, — прежде всего потому, что она сама ждет с нетерпением, — может, я спасу хотя бы тебя.
— И что ты предлагаешь? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила Лена.
Ватис достал из-за пояса связку ключей.
— Я подмешал сонного зелья в вино, — пояснил Ватис, — и в то, что разносят моей семье и то, что пьет Прандо, наш начальник стражи. Так что теперь они все крепко спят — и отец и брат с сестрой, ну и Прандо, у которого я взял эти ключи.
— Ну, так снимай тогда эти чертовы железки, — нетерпеливо воскликнула Лена.
Не то, чтобы она сразу прониклась доверием к Ватису — скорей всего это очередные внутренние терки в, похоже, не сильно дружной семейке. Но если их раздоры помогут ей выбраться из этого вертепа — так на здоровье.
Ватис, перебрав несколько ключей, нашел нужный и, провозившись с оковами, сумел отомкнуть кандалы. Лена поднялась на ноги, морщась и растирая запястья.
— Неплохо бы и приодеться, — заметила она, — голой я далеко не уйду.
— Я найду тебе одежку, — сказал Ватис, — а еще отдам то, что ты точно захочешь забрать. Но нужно поторопиться.
— Отдать? — Лена с интересом посмотрела на баронского отпрыска, — о чем ты?
— Твои ножи…и еще кое-что, — объяснил Ватис, — то, что взяли наши воины, когда пленили тебя. Отец решил отдать это в семейную часовню Баала, но, как по мне Первый Архонт не примет ворованного.
— Тоже уверена в этом, — нетерпеливо сказала Лена, — ну же, веди скорей.
Настороженно оглядываясь, Ватис выглянул наружу и, убедившись, что никого рядом нет — поманил Лену за собой. Идти голой было неудобно, но Лена все же поспевала за быстро идущим Ватисом. Они проходили мимо железных дверей, из-за которых порой доносились глухие стоны. Свет редких факелов выхватывал на стенах фрески, от одного взгляда на которые Лену мутило. Создавалось впечатление, что некий скульптор-маньяк решил изобразить мясную лавку: на огромных столах и на полу лежали освежеванные туши козлов, овец…и людей, целые и расчлененные на части. Тут же висели, подвешенные на крюках, освежеванные тела: вроде бы людские, но с рогами и копытами. Все эти тела разрубали топорами, освежевывали с помощью длинных ножей и крюков, такие же рогатно-копытные твари, поросшие черной шерстью.
Пройдя по мерзкому коридору, они оказались перед небольшой дверью. Ватис толкнул ее и поманил Лену за собой. Вдвоем они взбирались по винтовой лестнице, минуя один за другим лестничные площадки, с дверьми, выводящими, надо полагать на разные этажи замка. Наконец, они остановились перед небольшой железной дверью и и Ватис, повозившись с замком, Ватис распахнул ее, приглашая Лену войти.
— Где мы? — спросила попаданка, с интересом осматривая небольшую комнату.
— В часовне Баала, — пояснил Ватис, — в западной башне.